Итоги № 51 (2011)

— Боюсь, нет. Когда комбинат выработает ресурс, город придется, что называется, закрывать. Мы немало сделали, чтобы улучшить ситуацию: поставили дополнительные фильтры, подняли трубы, но базовые, системные ошибки были заложены задолго до нас. Советский Союз никогда не задумывался об экологии, в атмосферу летели все вредные выбросы скопом. В руде много серы, ее можно утилизировать, но чтобы вывезти по Северному морскому пути более двух миллионов тонн, пришлось бы строить специальную флотилию серовозов из шестидесяти судов. Расходы составили бы около трех с половиной миллиардов долларов. Совершенно бессмысленная история! Отдельная тема — двойной стандарт. Люди привыкли жить в таких условиях, а многие даже не хотели ничего менять. Скажем, вредники. Работники, занятые на вредном производстве, получали серьезные надбавки и дополнительный отпуск за тяжелый труд, а с внедрением новых технологий эти бонусы отпадали. И народ взбунтовался, стал совать напильники в системы очистки воздуха, выводя их из строя. Я попытался объяснить, что улучшение экологии выгодно всем, а в ответ услышал: «Сынок, мы вредники, понимаешь?» Убедился, что имею дело с самураями. Особая крутизна заключалась в том, чтобы дышать отравленным воздухом. Пришлось на время отступить, матерые вредники оттрубили до пенсии, а новых работников мы уже брали на других условиях…

Предмет я изучал серьезно, занимался с преподавателями Горного института, даже заказал учебник об основах производства никеля. По нему сдавали экзамен московские управленцы, имевшие отношение к комбинату. Считал неправильным, если кто-то не знает, чем именно занята компания. Люди должны говорить на одном профессиональном языке. Не прошедшие испытания рисковали премией…

— Могли и дальше рулить в Норильске, если бы не куршевельский скандал, Михаил?

— Думаю, в конце 2007 года так и так ушел бы. У меня все было на мази, не хватило буквально девяти месяцев, чтобы отладить систему до конца. Люблю решать сверхзадачи, когда их нет, становится скучно.

— Все рухнуло в одночасье?

— У нас с Потаниным был, по сути, семейный бизнес. И развод — удел двоих, остальным ни к чему в это соваться. В случившемся виноваты оба — не важно, кто больше, а кто меньше. Хотя лично я предпочитаю спрашивать с себя. Так честнее и правильнее. Жаль, образцовое партнерство не завершилось показательным разводом. Это было важно для всего российского бизнеса, культуры отношений. Мы не прописывали вариант раздела активов, поскольку даже теоретически не допускали, что такая ситуация может когда-либо возникнуть. По сути, создавали компанию на века…

— В итоге вам пришлось срочно съезжать с Истры, забрав аквабайки…

— Еще раз: нам не удалось цивилизованно разойтись, но комментировать это не хочу, дело касается лишь двоих.

— Ваша история доказывает, что друзей в бизнесе не бывает?

— Понимаете, долгое время мы сидели с Потаниным бок о бок, виделись по четыре раза в день. А когда я перешел в «Норникель», встречаться стали раз в месяц, пересекались в «Лужках», в нашем корпоративном доме отдыха. Но это, согласитесь, иное. Порвались какие-то ниточки, пропала физическая близость, позволявшая понимать партнера с полуслова.

— Сегодня вы общаетесь?

— На уровне «привет-привет». Не более того.

— Словом, как бывшие супруги.

— Наверное. Я не был женат, мне сложно сравнивать. Главное, у нас нет общих детей, никто не должен платить другому алименты.

— И все же, как ни крути, куршевельская история дорого вам стоила.

— А мне кажется, что я вышел из нее вполне достойно.

— Это первый случай, когда вам наглядно продемонстрировали, что не деньги решают все?

— И раньше знал: голова важнее кошелька. Иногда даже горжусь, что мои подвиги кратно преувеличены. Но тут уж ничего не попишешь.

— По слухам, в том январе, когда вас замели французы, вы оставили в Куршевеле двадцать миллионов евро. Спустили легко и непринужденно, купая девочек в шампанском Cristal.

— Ну чушь! Опровергать легенды глупо, тем не менее чистой воды мифология. Вот спорту на отдыхе мы уделяем много времени.

— Что называете этим словом, Михаил?