Читаем Итоги № 7 (2012) полностью

У меня самого блог появился в 2005-м. Я увидел, что эта штука уже есть у жены, она меня долго уговаривала завести такой же и наконец уговорила. Только я его зашифровал. Свою фамилию открыто не написал, поставил две первые буквы с нижним подчеркиванием: М_У. Я боялся раскрываться. Начал активно вести блог, писать свои наблюдения, но где-то через полгода остановился и подумал: «Напрасно я это сделал. Я ведь разрушил имидж драматурга, который где-то там далеко сидит и пишет». Потом понял, что ничего катастрофического в этом нет. На дворе давно не XIX век и необязательно давать портрет автора в рамке на первой странице: «Тургенев. Все, что мы о нем знаем». Сейчас автор гораздо ближе к людям, чем был когда-то. Вторая причина, почему мне хотелось иметь блог, — это, конечно, дневник. Я не веду его в классической манере, у меня просто нет времени описывать все свои впечатления за день. Фиксируются события, информация, эмоции. И тем не менее. Вот я смотрю дневник 2005 года — это же крайне интересная книжка получилась.

Не я один был так осторожен в онлайне. Знаю двух знаменитых сценаристов и одного режиссера, которые каждое утро начинают с чтения Facebook и LiveJournal. Но писать не пишут. И подбить их на это невозможно. Я их иногда дразню, говорю, что это, мол, мания величия — думать, что, вот, ты раскроешь себя. А вдруг в амплуа блогера ты будешь не так интересен, как прежде, в своей литературной ипостаси. Мне кажется, самое любопытное в блогере — сам человек, а не его мастерство. Поэтому я смеюсь над этими перестраховщиками. Склонить их к онлайн-писательству очень хочется: интересна реакция людей на их мысли.

Люблю это особое ощущение, когда приходишь в театр, сталкиваешься с кем-то и неожиданно выясняешь: «Ах, так ты вот этот?» И два человека страшно радуются. Но чаще бывает по-другому: люди не встречаются в реале, а прячутся в Сети. Например, на моих страничках много злодеев, которые пишут про меня гадости. Я их спрашиваю: «Почему же вы это делаете анонимно?» Вообще-то получить сегодня гадость про себя — это удача. Ценность в том, что всего этого так просто не услышишь. И не узнаешь никогда, что человек про тебя думает. А тут — пожалуйста. Тем более что я довольно известный драматург, руковожу фестивалями. Так что наверняка все это делают мои коллеги. Делают анонимно, поскольку боятся, что я обозлюсь и буду страшно им вредить. Это крайне любопытно. Думаешь: вот какой ты злодей, вот ты на что способен — узурпировал русскую драматургию. После таких слов мания величия охватывает немедленно. Потом понимаешь, что это бред, в русской драматургии места хватит всем и еще останется. И ведь если бы такие гадости люди писали не в Сети, это были бы записки на заборе. На уровне «Ваня + Маша = …» Но в Сети же все модернизировано, все в ногу со временем, все по-взрослому. И как ни напиши, будет выглядеть солидно. В блогах даже для скабрезных надписей выбрана особая графическая система. Пишут предлог «на», последующее слово слитно и еще меняют одну букву. И уже выглядит пристойнее, хотя и неграмотно.

Эта неправильность — что-то вроде извинения. Реверанс перед теми, кого корежит от нецензурной лексики. Меня не корежит, ведь я современный драматург. Забор так забор. Знаете, как все возмущаются, когда на памятниках пишут: «Здесь был Вася». А на самом деле такие надписи — великая вещь. Ведь вот вы подумайте, какой-то маленький Вася хочет каким-то образом приобщиться к вечности. Кого-то это приводит в ярость, а меня умиляет. И вполне соответствует общеизвестной концепции Театра.doc, которым я руковожу.

Мне понятен интерес аудитории к лексике, которой люди реально пользуются. Ведь русский устный и русский письменный — это два разных языка. Когда я пишу, я раб грамматики, а у нее жесткие законы, она сама себе хозяйка. Когда говорю, многое строится на ошибках, придыхании, паузах, неправильных падежах. Для актера это практически партитура психической жизни. В письменной речи все куда нормативнее.

Вот я работаю, и меня все время тянет посмотреть, нет ли в Facebook чего-то нового? Это сигнал. Сигнал о том, что у меня проблемы с замыслом, из-за которых он не двигается. Не зря же я сбегаю от него в блог. Есть такой блогерский синдром, описанный в коротком анекдоте. Рекламное объявление: «Вывожу из Интернета. Прерываю сеанс связи на дому». Люди настолько погружаются в общение, что не могут встать из-за стола, забывают про дела и нужные встречи. Считается, что виртуальная жизнь отводит людей от реальности. По-моему, это глупости. Реальность никуда не денется, она живет своей жизнью.

Делиться надо / Дело




Делиться надо

/  Дело

Бизнесу предложено искупить грехи приватизации 90-х




Перейти на страницу:

Все книги серии Журнал «Итоги»

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное