Итоги нашей портретной выставки

Еще любопытнее, мне кажется, было встретить на таврической выставке целую коллекцию портретов тех людей, которые в прошлое время всю свою жизнь провели в тупом и мрачном исполнении самых суровых, самых жестоких и варварских приказаний своего начальства, таковы были: граф Петр Андреевич Толстой, сподвижник Петра I, сенатор, посол, действительный тайный советник, но игравший зловещую роль в жизни цесаревича Алексея Петровича и при Петре II сосланный в Соловецкий монастырь; князь Ромодановский, князь-кесарь Петра I и начальник сыскного Преображенского приказа; Ушаков, сенатор, генерал-поручик, начальник тайной канцелярии, предавший своего благодетеля герцога Бирона и за то получивший андреевскую ленту; Шешковский, начальник тайной канцелярии при Екатерине II; Обольянинов, исторически прославившийся генерал-прокурор Павла I, отставленный Александром I, и разные другие. Какая галерея, какие люди!

Как изображение одного из многочисленных объектов деятельности этого отряда деятелей мы встречаем на выставке портрет Петра Алексеева, последнего человека, клейменного в России перед ссылкой в Сибирь. И это произошло в 1858 году. Как недавно! Вот как долго удерживались иные наследства древней Руси.

В совершенную противоположность мрачным и трагическим актерам XVIII века являются на выставке портреты актеров комических: придворных шутов и шутих. Их было, по тогдашней моде, немало уже и при Петре I, а потом при императрице Анне, при Екатерине II и даже позже. Из времен Петра I является на выставке целый их взвод: Жировой, Засекин, Васиков, Веригин, Тургенев, «мужик с тараканами», и они так были драгоценны и приятны, что иностранным живописцам поручалось писание их портретов; из них Балакирев сохранил свои придворные занятия до времен Анны Иоанновны, а ранее того действовал в одно время с княгиней Настасией Петровной Голицыной, урожденной княжной Прозоровской, придворной шутихой Екатерины I. Замечательно, что у всех этих личностей нет ничего забавного и смехотворного в лице; оно у них серьезно и почтенно. Из времен Екатерины II не сохранилось портретов этой категории, но выражение серьезности, полнейшего достоинства и истинной почтенности точно так же присутствует и на лице Марии Саввишны Перекусихиной, камер-юнгферы и любимицы императрицы, увеселению которой она усердно посвятила много лет своей жизни.

Портретов из жизни низших слоев русского общества представлено на выставку очень мало. Их, однакоже, есть несколько. Только это все купцы, уже разбогатевшие и затем ставшие своего рода аристократами; таковы купец Борисов, двое купцов Билибиных, неизвестный, которого портрет, написанный Левицким, принадлежит казанскому музею; наконец, купец Ларин, оригинальный великодушный человек из народа, который имел чудное и полное право сказать Екатерине II, в своем знаменитом письме, напечатанном в Полном собрании законов, что он приобрел значительное состояние, «не основав его ни на слезах, ни на крови своих соотечественников», и тут же представил императрице большую сумму на устройство даровой народной школы и беспроцентного народного банка, т. е. таких учреждений, о которых ни у кого не было еще тогда и помышления. Кроме этих купцов, на выставке являются из так называемого «простого народа» только портреты: «столетней царскосельской обывательницы с семьей» (екатерининского времени), портрет «старой крестьянки» (работы Венецианова) Елизаветы Есауловой, старой няньки князя Михаила Голицына, и Христины, кормилицы В. Н. Воейковой (все три первой половины XIX века).

II

Выставка, содержавшая столько значительного, разнообразного и интересного исторического материала, не могла не представляться в высокой степени важною и любопытною. Но она не может иметь права считаться ни достаточно полною, ни достаточно удовлетворительною, потому что устроители ее не обратили внимания на множество портретов русских личностей, занимающих самое крупное место в русской истории, и не позаботились добыть эти портреты для выставки, несмотря на то, что это было совершенно доступно и возможно.

Так, например, на выставке отсутствовал портрет царевны Софии, между тем как тут присутствовал портрет ее младшей сестры, царевны Натальи Алексеевны, несравненно менее важной и значительной в русской истории. Но портрет Софии несколько уже раз появлялся на выставках и в Москве (1868), и в Петербурге (1870).