На следующий день в газете вышла статья с заголовком: «Смирнов обещал одеть сборную у Юдашкина». Я созвонился с Валентином, пригласил его в гости. В назначенный час на пороге появился такой чернявый мальчик с женой. А у меня дома серьезные друзья: посол Трояновский с супругой, другие солидные люди... Недавно, кстати, мы с Валей встречались, вспоминали эту историю. «Помнишь?» — спрашиваю его. «Еще бы!» — смеется.
— Нет, это было мое собственное решение. Если честно, меня сильно подкосили Игры-2000 в Сиднее, поражения многих наших лидеров. Кроме того, к тому времени закон о спорте в старом звучании работать уже переставал. Было создано Министерство спорта, которое все больше и больше захватывало наши полномочия. Центр тяжести постепенно перемещался в его сторону, и я отчетливо понимал: в прежнем виде Олимпийский комитет существовать больше не будет. Так на мое место пришел Леонид Тягачев. Я его знал как хорошего тренера по горнолыжному спорту. Причем не просто тренера, а настоящего подвижника. Мне дважды доводилось быть на сборах его команды на Камчатке, которые проходили в совершенно жутких условиях. Вагончики-раздевалки, стоявшие на голой земле, продуваемый всеми ветрами сортир на улице, буржуйка и нары в два этажа. Представляете, в каких условиях тренировались члены сборной страны?! Тягачев же стоял с секундомером на горе с утра до вечера. Тружеников я люблю, потому и не возражал против его появления в ОКР. А вот о том, что с ним стало в дальнейшем, я даже говорить не хочу.
— Я разговаривал на эту тему с некоторыми спортсменами — теми, в ком видел определенный потенциал. Помню свою беседу с Александром Карелиным. После его поражения в финале сиднейских Игр от американца Гарднера мы с ним полночи ходили по Олимпийской деревне. «Александр, — говорю, — заканчивайте со спортом и идите ко мне первым заместителем. Полгода поработаете, если это ваше — станете президентом Олимпийского комитета». Он обещал подумать, потом отказался. Точно такое же предложение сделал лыжнице Лазутиной. Лариса долго колебалась, потом сказала: мол, они с мужем-тренером хотят еще остаться в спорте, заработать немного. Вот и заработала, попалась на допинге.
— Меня с ними знакомил Павлов. Он приглашал на олимпийские турниры многих деятелей культуры, эта традиция началась еще с Игр-1968 в Мексике. Спортсмены ведь проводили на соревнованиях по несколько недель, иногда и месяц. Интернета тогда не было, видеомагнитофонов тоже, единственный телевизор стоял где-нибудь в холле. Вот и начали создавать группы поддержки, которые хоть как-то скрашивали досуг олимпийцев. После возвращения связей мы не рвали, продолжали общаться. Потом я купил дом в писательском поселке под Москвой. После Переделкина это второй дачный кооператив такого рода, у нас жили Юрий Нагибин, Эдуард Володарский… Одно время я вместе с Эльдаром Рязановым был даже сопредседателем товарищества.
— Юру я знал очень хорошо, хотя не могу сказать, что мы были близкими друзьями. Несколько раз ездили вместе за границу. Помню поездку во Францию, мы провели там почти месяц. Гагарина встречали очень тепло, просто разрывали на части. В буквальном смысле — после каждой встречи он был вынужден нашивать на свой парадный китель новые пуговицы, старые толпа отрывала на память.
Были мы вместе и на охоте, как раз за месяц-полтора до его гибели. В феврале 1968-го ездили на кабанов под Москву, в Волоколамский район. Правда, ни он, ни я зверя не убили. Мой просто не вышел на вышку, а Гагарин промахнулся: как выяснилось позже, у него был сбит прицел. Но время провели прекрасно. Юра приехал на черной «Волге», сам сидел за рулем в летной куртке и треухе и походил на шофера. С нами был еще первый секретарь местного райкома. Когда мы встретились, он моего спутника даже взглядом не удостоил, не узнал просто. «Познакомься, — говорю ему, — это Юрий Гагарин». Что тут с человеком сделалось, он чуть первого космонавта в объятиях не придушил! Но Юру такой диссонанс в отношениях не задевал, в общении он был очень прост.