Итоги № 3 (2014)

Да и черт с ним, с гламуром. Без него нынче никак нельзя. Умное и настоящее можно продать массе, только завернув в шанельное версаче. То, что «Оскар» — реалити-шоу из жизни кинозвезд, не катастрофа, а правило игры эры масскульта. Я не открою секрета, если скажу, что многие терпят монотонное занудство со вскрытием конвертов, перечислением никому не известных фильмов (например, короткометражных), благодарственными речами и битьем поклонов родичам до седьмого колена, ТОЛЬКО чтобы рассмотреть в деталях — кто с кем, кто в чем и что почем.

Другое удивляет. Зачем обожествлять «Оскар»? Зачем нервничать, когда кино твоей страны академикам по фигу? Разве это истина в последней инстанции? Вот, скажем, может статься, не дадут главный приз фильму австрийца Михаэля Ханеке «Любовь», на мой взгляд, лучшему за прошлый год. И что, замечательная картина от этого станет менее замечательной? Уже то, что в очень сильный год она пробилась в пульку из девяти номинантов, — это достижение. Да, «Любовь» — лауреат главного каннского приза, но голливудцам чужие премии не указ, и было множество случаев, когда каннских, венецианских и берлинских фаворитов в Америке прокатывали не в кинотеатрах, а на вороных.

Вспомним самый вопиющий пример оскаровской необъективности, вернее, эстетического бесчувствия: шедевр Федерико Феллини «8 1/2» даже не был номинирован (!) в категории «Лучший фильм» и довольствовался тогда, в 64-м, «Оскаром» как лучший иностранный фильм. Торжествовал победу «Том Джонс» Тони Ричардсона, который сегодня помнят, наверное, только киноведы.

Для того и придумали академики резервацию в виде иностранной категории, чтобы соблюдать цирлих-манирлих в отношении мирового кинопроцесса. Иногда происходят чудеса, когда иностранный фильм номинируется в «американских» категориях, но они лишь подтверждают правило: чужие здесь не ходят.

Вот-вот, мы чужие на этом празднике. Мы не члены их профсоюза. Мы навсегда номинированы на телевизионную галерку. И мы интересуем людей из Беверли-Хиллз только как обладатели сумм, достаточных, чтобы регулярно ходить в кино на американские фильмы и оставлять в кассе рубли, евро и юани. Рыцарь любит, когда ему золотят ручку в любой валюте.

Нью-Йорк

Непотопляемый / Спорт / Спецпроект

Непотопляемый

/ Спорт/ Спецпроект

Вячеслав Колосков — о том, почему Анатолий Тарасов всегда возил в багажнике курицу, о тревожных снах на чемодане, набитом долларами, о побеге Могильного за океан и роли рок-н-ролла в жизни советского чиновника, а также о том, как брал в заложники Блаттера и Юханссона

 

Мало кто из российских спортивных функционеров вызывает столь противоречивые чувства, как Вячеслав Колосков. Непотопляемый, Слава-лототрон — это лишь некоторые из кличек, которыми болельщики наградили чиновника, в течение целого олимпийского цикла руководившего отечественным хоккеем, а потом еще почти тридцать лет — футболом. В то же время Колоскову принадлежит огромная заслуга в том, что в нашей стране проходили финалы Лиги чемпионов и Кубка УЕФА, а в 2018 году состоится чемпионат мира. Да и сейчас — случись что в футбольном мире — за советом и комментарием первым делом обращаются именно к пенсионеру, оказавшемуся вроде бы на периферии спортивной жизни.

— Ваши спортивные увлечения, Вячеслав Иванович, практически поровну поделены между футболом и хоккеем. За каким видом спорта больше следите сейчас, отойдя от дел?

— Конечно, за футболом, все-таки последние тридцать лет я занимался именно им. Поэтому и футбольная жизнь мне куда более интересна, чем хоккейная. Хожу на матчи премьер-лиги и национальной команды, посещаю встречи московского «Торпедо» в первенстве ФНЛ, по телевидению смотрю игры зарубежных чемпионатов. За хоккеем практически не слежу, интересуюсь только поединками сборной.

— По степени вовлеченности в два самых популярных вида спорта с вами может конкурировать разве что легендарный Всеволод Бобров, который оставил очень серьезный след и в футболе, и в хоккее. Вы с ним пересекались?