Я поступил на специальность «Инженер-математик». Уже со средних курсов пошла очень серьезная математика, вычислительные машины. Криптографические задачи, чтобы вы понимали, являются одними из основных «заказчиков» новых компьютеров, суперкомпьютеров и прочего. Знаете, в чем измеряется так называемая стойкость алгоритмов шифрования? В количестве лет, в течение которых должен непрерывно работать очень мощный компьютер, чтобы с помощью специальных математических методов вскрыть код. Ведь любой шифр можно раскрыть с помощью компьютерного анализа. Вопрос только во времени, которое на это может потребоваться: через 10 лет это никому не будет нужно. Вот так все и идет: одни математики придумывают новые, все более мощные алгоритмы шифрования, а другие строят еще более мощные компьютеры, чтобы побыстрее раскалывать эти алгоритмы.
— После того как окончил Институт криптографии, я несколько лет служил в подразделениях Министерства обороны. Задачи были там настолько секретными, что я не помню, о чем они были. (Смеется.) Но моя личная криптография к тому моменту уже закончилась. Еще до окончания учебы в институте стало понятно, что криптограф-математик из меня не очень-то получается. Криптография — это очень-очень серьезная наука. Не исключаю того, что самая сложная математическая дисциплина. И очень немногие из тех, кто учился по этой специальности, то есть тех, кто вначале прошел всевозможные отсеивания, а потом сдал сложнейшие экзамены и получил диплом, становятся настоящими криптографами. Большинство уходит в шлак. Вот и я ушел в шлак.
— Пока с 1982 по 1987 год я учился в институте, видел много разных компьютеров, работал на них. Однако серьезно заниматься программированием я начал во время службы в Министерстве обороны, и это стало серьезным увлечением. Именно тогда у меня впервые появился компьютер в личном пользовании — персональный! Зарубежного производства, очень крутой по тем временам, с цветным монитором. Тогда, в 1987-м, он был один на весь отдел.
Конечно, он был не мой личный, а многопользовательский, с ним работал весь отдел по расписанию. А меня он так заинтересовал, что я очень быстро его освоил, стал отвечать за него, составлял графики машинного времени. В общем, он стал почти моим персональным. Через некоторое время компьютеры появились в других подразделениях воинской части, где я служил, и я уже стал этаким общественным экспертом, к которому ходили за советом, главным айтишником на общественных началах. Так уж получилось, что я люблю компьютеры. И моя работа приносит мне удовольствие.
— У меня своя теория по этому поводу. Есть разные люди: одни по натуре конструкторы, им нравится создавать самим что-то новое, например придумать новый компьютер или написать новую программу, а другие, к числу которых я тогда точно относился, — наоборот, «деструкторы». Не в смысле — разрушать, а в смысле — разбирать на составляющие, понимать, как оно устроено, почему оно так работает. Есть такое понятие «хакер». Нормальный вид деятельности, между прочим. Просто сегодня это слово незаслуженно получило очень негативную окраску: преступник, злодей. А в те времена, когда в Интернете не было больших денег, да и самого Интернета тоже, слово «хакер» означало человека, который очень любит ковыряться в программных потрохах компьютера. Без всяких корыстных интересов и вреда кому-либо. Ну примерно как дети — будильник разобрали, а собрать обратно не могут. Только эти ребята и обратно собирали. Словом, я был именно таким. И потому, когда однажды наткнулся на вирус, сразу сделал стойку: вот это да! Стало ужасно интересно, как он устроен.
Дело было в 1989 году. Тогда уже появились вирусы, только ползали они с компьютера на компьютер на дискетах. Правда, реально подцепить один из них было все-таки экзотикой. И не только в структуре Минобороны, а вообще, но один попал ко мне — на том моем «персональном» компьютере не выполнялись секретные задачи, и можно было пользоваться дискетами. Антивирусы тогда тоже уже были, с десяток. Кто-то из них вылечил и мой вирус.