Итоги № 44 (2011)

Однако мирный функционал открыл двери для криминала. Скажем, скрытное видеонаблюдение через камеру чужого телефона в цене у ревнивых мужей/жен высокопоставленных и высокооплачиваемых персон, а также у тех, кто хотел бы занять их место или получить свой кусок при дележе имущества в бракоразводном процессе. Прослушка телефонов — незаменимый элемент промышленного шпионажа, конкурентной разведки, поиска сенсаций для светской хроники и компрометации госчиновников. Платежеспособных заказчиков здесь хоть отбавляй. По сути ни один шумный скандал с политиками, бизнесменами и голливудскими звездами не обходится без участия незаконной прослушки и видеозаписи. Кстати, шведам не рекомендовали брать с собой в переговорную мобильный телефон еще в конце 90-х годов.

Но появление в руках криминала высоких технологий означает полную смену парадигмы. По оценкам Дмитрия Михайлова, только в Москве мошенники зарабатывают на прослушке не менее миллиона долларов в месяц. Такие фургончики, говорят специалисты, разъезжают не только по столице, их засекали во всех крупных российских городах. Под ударом оказываются не только политики и бизнесмены, но и обыватели. Высокие технологии используют автоподставщики и квартирные мошенники (телефонный разговор с мнимым представителем страховой компании или мнимым риелтором), бандиты, отслеживающие людей, которые совершают крупные покупки или получают крупные суммы наличности в банке.

Через цифровые технологии криминал получил неограниченный доступ к информации. Проблем с ее хранением сегодня нет. По оценкам Анатолия Клепова, для того чтобы прослушивать все разговоры по всем мобильным телефонам, имеющимся в нашей стране, и хранить эти записи в течение года, потребуется оборудование и ПО ценой приблизительно 44 миллиона долларов, то есть примерно треть стоимости одной из яхт Романа Абрамовича. На наших глазах формируется цифровая структура криминального бизнеса: низовые уровни собирают информацию и продают ее, а на вершине пирамиды придумываются бизнес-модели отъема денег. Это только у электронных госуслуг есть проблемы межведомственного взаимодействия, криминал же поставляет нужные данные без всяческих бюрократических проволочек.

Самое неприятное в этой истории то, что к «цифровизации» криминала, которая началась, по оценкам специалистов, всего года полтора-два назад, оказались не готовы ни правоохранительные органы, ни поставщики средств защиты информации. Все ждали злобных вирусов из Интернета, а беда пришла совсем с другой стороны. Думается, что скоро индустрия информационной безопасности придумает противоядие, но до тех пор владельцам любых телефонов стоит рассчитывать только на себя: учиться смотреть на привычный мобильник не как на навороченную стильную игрушку, а как на серьезный прибор с огромными скрытыми возможностями.

Елена Покатаева

 

Закон сохранения / Искусство и культура / Культура

 

В октябре на территории Изборской крепости в Псковской области прошло вручение премии «Хранители наследия-2011», учрежденной Всероссийским обществом охраны памятников истории и культуры (ВООПИиК). На церемонию в древний Изборск съехались ревнители старины и защитники культурного наследия со всей страны — реставраторы, историки, археологи, работники музеев. Главным критерием, который учитывался при выдвижении номинантов, стал личный вклад в сохранение историко-культурного наследия России. В этом году лауреатом в номинации «Возвращение» стал швейцарский финансист Кристофер Муравьев-Апостол, который почти двадцать лет занимается реставрацией московской усадьбы, где жили его предки-декабристы. О том, как можно сохранить историческую правду в российской действительности, он рассказал «Итогам».

— Кристофер, не секрет, что вы родились и выросли за границей. Когда пришло понимание того, что вы не просто русский, а еще и представитель известной дворянской фамилии?

— Я родился в Бразилии, но всегда знал, что наш род из России и что среди наших предков были декабристы, люди героического и романтического склада. Когда я первый раз приехал на родину моих предков, хотелось больше узнать о своих семейных корнях, и я был удивлен, что моя фамилия много говорит русским, что люди здесь так уважают историю своей страны. Из-за того, что в нашем роду дети появлялись поздно, меня отделяют от декабристов всего три поколения. Мой отец родился в 1913 году в Канне, учился в Швейцарии, поступил на работу в ООН, был командирован в Бразилию для работы с беженцами. Именно там он познакомился с мамой, там родился и я, так что мой родной язык — португальский. И любовь к России мне передали мои родители. К тому же мне повезло, моя жена тоже очень любит эту страну, у нее есть русские корни: одним из ее предков был Остерман-Толстой.