С книгами сегодня принято делать что угодно, только не читать. Отплясала «Анна Каренина», приходит черед запеть «Отверженным». И если на просмотрах «Карениной» находились зрители, шептавшие соседке: «Неужели она бросится?», то содержание романа Гюго для сегодняшней публики точно будет откровением. С задачей максимально внятного пересказа авторы либретто и режиссер Том Хупер справились, хотя изрядно перелопатили роман, убрав оттуда половину приключений раскаявшегося каторжника Жана Вальжана и его вечного преследователя полицейского Жавера. В конце концов, это не экранизация Гюго, а перенос на экран французского мюзикла Клода-Мишеля Шонберга «Отверженные», поставившего рекорд: в Париже постановка не сходила со сцены в течение 21 года. В английской версии на Бродвее он шел подряд 16 лет, получив все положенные награды «Тони». 25-летнему юбилею «Отверженных» был посвящен грандиозный концерт на Лондонской арене О2. Говорят, сейчас мюзикл завоевывает Китай, дальше только космос. Неудивительно, что кино им заинтересовалось. И не прогадало — сейчас касса «Отверженных» приближается к 320 миллионам при бюджете в 61 миллион долларов. Плюс восемь номинаций на «Оскар».
Том Хупер, в 2011-м получивший четыре «Оскара» за фильм «Король говорит», отнесся к работе с истовостью ремесленника. Он подбирал актеров, которые могли бы петь прямо на съемочной площадке, потому что звуковая дорожка писалась сразу — в «Отверженных» практически нет диалогов. Партитура Шонберга не похожа на американские мюзиклы, где драматические сцены дополнены эффектными музыкальными номерами. Это псевдоопера, построенная на пафосных речитативах и завывании оркестра. Те невыдающиеся певческие данные, которыми обладают актеры, для кого-то сделают просмотр фильма едва ли не пыткой. А уж поющий, вернее, ревущий маралом Рассел Кроу — это штучка посильнее «Фауста» Гете.
Сама пара Вальжан (Хью Джекман) и Жавер (Рассел Кроу) подобрана идеально, если бы не пение. Они делают, как и требуется, выпуклым главный, хрестоматийный конфликт «Отверженных» — столкновение долга и милосердия. Вальжан, получив свободу, грабит своего благодетеля-священника, но, увидев его великодушие, начинает новую жизнь под новым именем. Став мэром городка и владельцем фабрики, он сталкивается с несправедливо уволенной матерью-одиночкой Фантиной (Энн Хатауэй), угасающей от чахотки и вынужденной пойти на панель, чтобы содержать свою дочь Козетту. В моем детстве рассказ про сиротку Козетту и куклу, которую ей покупал таинственный незнакомец, был обязательным чтением в младших классах. Потом приходилось браться за толстые тома, чтобы узнать, куда же он ее увел из скверной хибары злых трактирщиков Тенардье.
В фильме Тенардье играют Хелена Бонэм-Картер и Саша Барон Коэн — и, несмотря на положенное им по амплуа изрядное кривлянье, они все-таки яркая отрада для глаз в этом суровом, почти монохромном действе. Из хрестоматийного еще Гаврош, баррикады, героизм. А самая унылая линия — про высокие-высокие отношения выросшей Козетты (Аманда Сейфрид) и студента Мариуса (Эдди Редмейн). Детская память опять подсказывает — Эпонина (Саманта Баркс), дочка Тенардье, тайно влюбленная в Мариуса, умирает у него на руках. Ради этой круглолицей девушки есть смысл смотреть «Отверженных». В громоздком и гремящем сооружении, не имеющем большого отношения к кинематографу, она единственный живой человек, остальные — ряженые.
Как страшно жить! / Искусство и культура / Художественный дневник / Книга
Как страшно жить!
/ Искусство и культура/ Художественный дневник/ Книга
Вышел сборник Олега Постнова «Антиквар»
Страх, как давно доказали создатели хоррор-индустрии, точно такой же продукт и, следовательно, точно такой же товар, как смех, джинсы или, скажем, алкоголь. А значит, и оцениваться он вполне может в товарно-рекламных категориях: например, «ух, хорошо пробирает», «оригинальный крой» или «тонкий букет с пряным послевкусием». В случае с прозой новосибирца Олега Постнова наиболее уместным маркетинговым клише будет, пожалуй, «оттенки почвы, амбры и старого дуба» — именно эти немного зловещие ассоциации навевают повести и рассказы, составившие нынешний сборник писателя. Стерильные снаружи и наполненные темной земляной жутью изнутри, в разделе ужасов эти тексты, безусловно, должны стоять на одной полке со старинными коньяками и арманьяками гофмановского или нервалевского разлива. И самая в этом смысле характерная вещь сборника — заглавная повесть «Антиквар», предусмотрительно вынесенная издателем в самый конец — для создания эффекта крещендо, не иначе.