Веневитиновъ писалъ во время относительно счастливое. Тогда господствовала въ научномъ движеніи глубокомысленная философія Шеллинга, и Веневитиновъ, какъ и многіе изъ лучшихъ тогдашнихъ умовъ, былъ ея послдователемъ. Чувствуя всю ширину захвата этой философіи и видя зыбкость и мелкость умственныхъ явленій въ нашей литератур, онъ какъ-бы боялся, что вліяніе Шеллинга будетъ у насъ недолговчно, и потому убждалъ писателей и читателей бросить торопливую погоню за всякою новизною и остановиться на плодотворныхъ началахъ и пріемахъ этого философа. Юный поэтъ никакъ не предчувствовалъ, что, лтъ черезъ десять или двадцать посл его увщаній, сами нмцы бросятъ и Шеллинга, и его довершителя, Гегеля, пойдутъ въ науку къ новйшимъ французамъ и англичанамъ и станутъ почти краснть, когда имъ напомнятъ, что Германія есть отечество философскаго идеализма, что тамъ жили и учили Фихте, Шеллингъ и Гегель.
Мы, русскіе, разумется, пошли слдомъ за нмцами и стали прилежно изучать Бюхнера. Между тмъ лучше было бы послушаться Веневитинова и остаться врными нмецкому идеализму; тогда, еслибы и оказалась необходимость выйти изъ этого идеализма, мы вышли бы, вроятно, не въ ту сторону, въ какую вышли нмцы.
29 ноября 1891.