Итоги Второй мировой войны. Выводы побеждённых

К тому факту, что люди теряют сейчас всякую уверенность в жизни, следует относиться со всей серьезностью, потому что это явление имеет подчеркнуто европейский характер. Ведь новые полюса мира: Америка, с одной стороны, и Советский Союз — с другой, преисполнены не только кипучей верой в жизнь, но и сознанием своей исторической миссии. Еще Бенджамен Франклин на исходе XVIII века охарактеризовал отношение американца к жизни следующими словами: «Внести ясность в природу вещей, усилить власть человека над материей, умножить удобства и радости жизни». Современный американец, исходя из своих колонизаторских и христианских убеждений и демократических идеалов, также верит в то, что найдет «правильный выход» из создавшегося положения, если будет «правильно» искать его. На другом же полюсе, в Советском Союзе, у людей сложились оптимистические взгляды на всеспасительный характер воспитания. Миллионы людей пропускаются там через новые школы, рабочие факультеты, профсоюзные организации, союзы молодежи, пятилетние планы культурного строительства, через всю эту мельницу схематического, но целеустремленного формирования людей. Эта вера в воспитание человека соединилась там с верой в технический прогресс, с политической догмой о создании нового мирного порядка и с верой в освободительную миссию, которая в будущем якобы будет возложена на славян, и в частности на русских. Всё это вызывает у них некоторое опьянение от величия своих задач по переустройству мира и от своего собственного величия.

Но люди и народы, которые находятся в магнитном поле этих великих государств и которые в собственном развитии не видят никаких перспектив, должны будут погибнуть, если они окончательно не изживут свой пессимизм. Европейским народам поможет не тенденциозный оптимизм лозунгов, пропаганды и иллюзий, а только глубокое осознание своего положения, чтобы, трезво оценив действительность, занять свое новое место в мире. Это значит, что из всего имеющегося опыта второй мировой войны должны быть сделаны соответствующие выводы. Обе мировые войны означают для Европы не завершение, а начало перелома, начало коренного преобразования существующих порядков. И этот процесс преобразования должен вполне соответствовать новому положению Европы на международной арене и должен стимулироваться не столько правительствами и конгрессами, сколько самими людьми и народами.

В этом и заключается задача Европы. Она должна найти сама себя, потому что до сих пор этого еще не произошло. Было бы ошибкой и ложным выводом надеяться на то, что холодная война уводит нас от горячей войны. Нет. В действительности она только приближает нас к ней. Питать иллюзию, что холодная война до известной степени безвредна, означает быть безответственным и практически способствовать большевикам в выполнении их задач.

«Сохранится Старый Свет или погибнет? Да, сохранится, потому что он существует сейчас и, следовательно, должен существовать дальше». Такими словами начинает свою книгу о Европе испанский представитель культур-философии Мадариага. «В первую очередь, — продолжает он, — мы должны любить Европу. Ведь именно в Европе звучал смех Рабле, именно здесь светила улыбка Эразма, именно здесь искрились остроты Вольтера. На духовном небосводе Европы, подобно звездам, сверкают пламенные очи Данте, ясные глаза Шекспира, веселые глаза Гёте и страдальческие глаза Достоевского. Вечно улыбается нам лик Джиоконды; вечны для нас, европейцев, мраморные образы Моисея и Давида, созданные великим Микеланджело. В Европе звучали фуги Баха, покоряющие слух своей математически четкой гармонией звуков; в Европе ломал себе голову Гамлет над тайной своей апатии; здесь гётевский Фауст пытался перейти от мучительных раздумий к действию; здесь Дон-Жуан искал в каждой встречной женщине ту, которую он так и не мог найти; по европейской земле скитался с копьем наперевес Дон-Кихот, упорно стремясь добиться справедливости. Но та Европа, в которой Ньютон и Лейбниц измеряли бесконечно малые и бесконечно большие величины и где кафедеральные соборы, по словам Альфреда де Мюссе, «склонились в каменных одеждах на колени», где «на серебряные ленты рек нанизаны кристаллы городов»… эта Европа еще спит, ее время еще не настало. Она проснется только тогда, когда испанец скажет «мой Шартр», когда англичанин заговорит о «нашем Кракове», итальянец станет рассказывать о «своем Копенгагене», а немец — о «нашем Брюгге». И когда это будет действительно так, тогда Великий дух, направляющий нас и руководящий нами, скажет свое магическое слово Fiat Europa!.[182]

Разумеется, это будет лишь тогда, когда европейцы забудут военный клич своих древних предков, кое-как прикрытый «историками» всех наций фиговым листком псевдонауки. Европа должна вновь продумать и прочувствовать свою историю».