– Похоже, вы мне рады, – проговорил Роуэн. – Вероятно, здесь дело в физиологии тела, которое вы украли. Тигр Салазар счастлив ощущать присутствие своего лучшего друга.
– Возможно, – отозвался Годдард, разглядывая ладони Тигра так, словно на них должны были открыться рты и что-то ему сказать. – Но и все остальное из того, что принадлежит мне, счастливо видеть тебя. Понимаешь, как страшилка для дураков Жнец Люцифер – большой зануда. Но как реальный человек он может быть использован во благо человечества, ради улучшения его природы.
– Во благо Годдарда, вы хотели сказать.
– То, что во благо мне, во благо и миру, и тебе давно пора это понять, – сказал Годдард. – Я вижу все более широко и глубоко, Роуэн. Как и всегда. Теперь же, показав человечеству, что Жнец Люцифер может быть подвергнут справедливому суду и наказанию, мы позволим людям спать спокойнее.
На протяжении всего этого диалога Жнец Рэнд молчала. Она устроилась в кресле и наблюдала. Ждала, что сделает Роуэн. С какими обвинениями он выступит. В конце концов, именно она освободила Роуэна в Стое. Он мог бы быть ложкой дегтя в ее бочке меда. Но это ничуть не лучше, чем бросаться камнями в стеклянном доме.
– Если ты надеешься остаться в памяти человечества, то не волнуйся, это произойдет. Как только тебя подвергнут жатве, имя твое станет объектом всеобщей ненависти. Более дурной славы, чем у тебя, и найти нельзя, Роуэн. Привыкни к этому. И это все, что тебе достанется, хотя и этого ты не заслуживаешь. Пусть эта мысль будет тебе подарком во имя всего, что нас связывает.
– Вы, как мне кажется, получаете удовольствие?
– Чрезвычайное! – признал Годдард. – Ты не представляешь, как часто, стоя здесь, я думал о том, как стану тебя пытать.
– А кого вы будете пытать, когда меня не станет?
– Найду кого-нибудь, ты уж не беспокойся, – улыбнулся Годдард. – А может быть, в том и нужды-то не будет. Может быть, ты будешь последним шипом в моей заднице, с которым мне придется иметь дело.
– Ничего подобного! Всегда будут новые и новые шипы. Была бы достойная задница.
Годдард захлопал в ладоши, радуясь совершенно искренне.
– Как мне не хватало этих разговоров с тобой! – сказал он.
– Это когда я привязан, а у вас развязаны руки и полный дом охраны?
– То, как ты сразу берешь быка за рога, по-настоящему освежает, – проговорил Годдард. – И я получаю от этого огромное удовольствие. Я бы держал тебя в качестве домашнего питомца, если бы не опасался, что ты сбежишь и ночью превратишь меня в пережаренный тост.
– Именно это я и сделаю, – сказал Роуэн.
– Абсолютно уверен в этом. Но не сегодня. Сегодня ты не убежишь. Этого идиота Брамса с нами нет.
– А где он? Сожрали акулы?
– Уверен, что так и было, – покачал головой Годдард. – Хотя он был уже мертв, когда они до него добрались. Он был наказан за то, что позволил тебе бежать.
– Вот и отлично! – только и сказал Роуэн.
Но уголком глаза он заметил, как Рэнд заерзала в кресле, словно ей неожиданно стало жарко.
Годдард приблизился к Роуэну на расстояние вытянутой руки. Голос его стал тише и мягче.
– Ты можешь мне не верить, Роуэн, но мне тебя действительно не хватало.
В этой простой фразе была искренность, которая начисто убила свойственное Годдарду стремление к показухе.
– Ты – единственный, кто рискует говорить со мной как равный. Да, у меня есть противники, но все они слабаки. Их легко сломать. Ты с самого начала был не такой.
Он отошел на шаг назад и оценивающе посмотрел на Роуэна – таким взглядом могут осматривать потускневшую от времени картину.
– Ты мог бы быть моим первым помощником, – продолжил он. – И моим наследником как властитель мирового сообщества жнецов – не удивляйся, в конце концов, у нас будет мировое сообщество! И когда я ушел бы от дел, ты занял бы мое место. Это было бы твое будущее.
– Только в том случае, если бы я забыл, что такое совесть.
Годдард с сожалением покачал головой.
– Совесть – такой же инструмент, как и прочие. Если ты не управляешь ею, она начинает управлять тобой. И, насколько я вижу, твоя совесть сделала тебя безмозглым тупицей. Нет, Роуэн, миру нужно единство, которое я предлагаю, а не твои примитивные рассуждения о том, что такое хорошо и что такое плохо.
Самое опасное в аргументации Годдарда было то, что он так глубоко влезал во внутреннюю сущность собеседника, что это выбивало у того почву из под ног. Он был способен вывернуть наизнанку его мысли, и они принадлежали уже Годдарду, а не тому, с кем он беседовал. Это делало Суперлезвие по-настоящему опасным.
Роуэн чувствовал, как его уверенность в себе и твердость духа улетучиваются. Неужели Годдард прав? Внутренний голос убеждал Роуэна, что это не так, но этот голос стихал и со временем был уже едва слышен.
– И что со мной будет? – спросил Роуэн.
– Будешь платить по счетам.
Жнец Рэнд думала, все это давно позади. Когда пришла новость, что Жнец Люцифер жив и находится в Амазонии, она была в отъезде – в очередной раз общалась с конструктом Тигра Салазара, и доставка Роуэна из Амазонии происходила без ее участия. Она была еще в пути, когда Годдард сообщил ей «радостную новость».