— Что тебя держит там, — увещевала она, — Ни кола, ни двора, да еще и та семейка не простившая отвоеванный адвокатом малый тюремный срок. Никого и ничего. Где работать с такими вот документами, где тебя каждая собака знает. Езжай-ка ты в столицу. Там есть моя халупа, можно устроиться на работу. Жизнь преподнесет много чего в таком громадном мегаполисе, где никто никому не нужен и неинтересен. Затеряешься, освоишься, оглядишься. Мне еще сидеть здесь шесть лет, а ты можешь за это время многое успеть или не успеть, — и она, захихикав, зло сплюнула под ноги.
И вот Натка перед воротами, в своем прежнем спортивном костюме и темной кожаной куртке, с рюкзаком за плечами, махнув напоследок всем оставшимся товаркам рукой, что с затаенной завистью смотрели, как за ней закрываются ворота их совместной строгой жизни. Вздохнув, они развернулись и тихо переговариваясь, двинулись в сторону зданий, где их ждала работа в швейных мастерских. И только тощая Зинка, всхлипнула громко и вытерла рукавом вдруг набежавшие слезы. Сжав зубы, круто развернулась и побежала за отдалившейся группой.
Натка, вскинув мешок на плечо, оглянулась в последний раз на двери ее крепости. Три года она ждала этого момента и все представляла себе радость, с которой она покинет это место и счастливая вольная жизнь будет у нее впереди. Но тут же поняла, что радости, как таковой у нее нет, одно только странное сожаление и немного страха перед новой жизнью.
— Как-то она примет меня, — думала она, шагая к остановке маршрутного автобуса, который должен отвезти ее на железнодорожный вокзал. Пока шла, думала. Что при ней есть? Деньги, что заработала в тюрьме, несколько вещиц и принадлежностей туалета и белья, да справка об освобождении, где четко было указано, что она полностью чиста перед законом и государством. А еще, что нужно было по приезде в родной город зарегистрироваться и получить новый паспорт, уже без всяких отметок, но уже без прописки, так как жилья не было. Правда, ее прежний старый тренер, что тоже подвергся опале, за разрешение хранения оружия, хотя и спортивного, своей лучшей спортсменке, звал к себе и обещал помочь. Да и самое главное — надо было посетить кладбище, где лежали ее мать и бабушка, и это-то было очень и очень страшно.
— И зачем я тогда взяла этот злосчастный пистолет, — шептала она, грустно следя за картинками, что мелькали за окном вагона поезда, который нес ее в родные края, — Ведь тогда обещала показать его Вадиму. Вот и похвасталась новым оружием! — уныло заключила она.
Поезд пять дней нес к родному порогу, где ее никто не ждал, кроме, пожалуй, старого тренера. Он тогда не отвернулся и до самого последнего момента, когда ее уже уводили конвойные, сжимал руки и потом писал ей письма полные сочувствия и поддержки. Она знала, что в связи с ее историей, его отстранили от тренерства, и он одиноко жил в своей небольшой квартирке на окраине города, получая маленькую пенсию. После того, как его единственный семилетний сын застрелился, случайно нажав на курок, оставленного на столе пистолета, он остался один, после смерти своей жены, что не вынесла горя. С тех самых пор Терентьич, как звали его все в спортивном клубе, тренировал областную команду по стендовой стрельбе из пистолета и отдавал юным спортсменам всю свою душу. Натка пришла, как-то раз, к нему в тир пострелять и пристрастилась, заглядывала часто. Он заметил эту одиннадцатилетнюю упрямую девчушку, предложил ей записаться в группу, а уж потом забрал в свой отряд, как самую талантливую и перспективную кандидатку в мастера спорта, не однажды выигрывавшую первенство области и даже республики. Это он тогда выдал ей тот самый пистолет для ознакомления и притирки к руке, как они говорили меж собой. И он же писал в прокуратуру и сам приходил на встречу со следователями, объясняя, что и как получилось. Его-то показания и были той самой каплей в доказательствах адвоката, что перевесили чашу в смягчении приговора.
Вечерело. Поезд прибывал на вокзал вовремя и стоял здесь около получаса, чтобы потом двигаться дальше на юг. Покинув вагон, Натка остановилась на площадке перед зданием и вспомнила тот самый свой последний момент отправления в колонию строго режима. Было немного народу, в основном те, кто провожал группу заключенных и среди них ее бабушка, с мокрым от слез лицом. Она пыталась что-то кричать и махала рукой. Натка сама не могла видеть из-за своих слез, но слышала, что ее любят и будут ждать. Только вот кто и где? Она сердито кашлянула и, вскинув рюкзак на плечо, решительно двинулась через привокзальную площадь к маршрутке, что привезет к тому, кто ждал ее — тренеру Терентьичу.