Итрим. Морок Забвения

Илья Муромец вырыл мечом могилу глубокую, сволок в неё гроб, повалил его, простился и поехал в Киев. Там он прожил двести лет. И помер.

За всю жизнь Илья Муромец много врагов русской земли победил, за что он и славен был…

- Я хочу быть Ильей Муромцем! – раздался звонкий мальчишечий голос.

- Нет я!

- Нет я!

- Я тоже хочу!!!

- Тише, тише, - произнесла бабушка Нюра: - Все вы будете аки Ильюша с братьями его. Только надо кушать хорошо и от труда не уклоняться.

- Я не буду уклоняться, - воскликнул сидевший перед бабушкой мальчонка.

- И я тоже, и кушать буду хорошо.

- И я, и я.

Детвора сидела вокруг бабушки смирно, подросшие усадили малых, придерживая тех, и все без устали слушали бабушкины сказки, а она рассказывала и рассказывала, добавляя и от себя, украшая и осветляя давно уже полузабытые былины. А детвора безмолвно, открыв рты, впитывала каждую сказку, будто бы губка воду, и доносящиеся до убежища в гнезде волков звуки и сотрясения никого уже не пугали. Все дети были поглощены очередной историей, рассказываемой новой бабушкой, появившейся накануне осады.

Здесь были и другие старики, но никто не вмешивался, занимаясь другими делами, ведь нужно было накормить всю детвору, кому-то подштопать одежку, самых малых убаюкать. И все рады были, что детвора занялась, отвлекаясь ото всего и не страшась, даже волчата лежали смирно, слушая каждое слово, что бабушка Нюра произносила, начиная новую сказку.

На небесах зародился млад-светел месяц, на земле-то у старого соборного у Леонтия-попа зародился сын — могучий богатырь; а имя нарекли ему млад Алеша Попович — имечко хорошенькое. Стали Алешу кормить-поить: у кого недельный, он денной такой; у новых годовой, Алеша недельный такой. Стал Алеша по улочке похаживать, стал с малыми ребятками поигрывать: кого возьмет за ручку — ручка прочь, кого за ножку — ножка прочь; игра-то у него некорыстно пошла! Кого за середку возьмет — живота лишит. И стал Алеша на возрасте; стал у отца-матери просить благословенье: ехать-гулять во чисто поле…

***

Ворота держались последние минуты, тяжелый осадный таран делал свое дело, не обращая внимание на падающие сверху магические заряды. Стекающее пламя, вздымающая земля, сковывающий лед не смогли разрушить таран, на время лишь замедляя, пока очередной отряд для раскачивания не сменит предыдущий, погибший под магическим гнетом. Еще несколько тактов, и ворота окончательно сокрушатся, открывая путь на городские улицы. Несколько тысяч ждут в предвкушении, когда же наступит долгожданный момент, а пока остальные десятки тысяч гибнут, пытаясь пробиться на стены или же к Храму Порядка, где легендарные защитники держат оборону, не уступая и пяди. Еще несколько ударов и…, ворота рухнули, орда, было рванула с ликованием и тут же остановилась, вминаемая во впереди стоявших. За рухнувшими воротами не оказалось городских улиц, перед тараном белел монолитный камень, закрывающий весь проход, а со стен и бойниц доносился дружный гогот защитников, не забывающих посылать стрелы и магические заряды.

***

Факелы осветили окрестности, добавляя свет к кострищам и пожарищам, когда закатное солнце полностью скрылось за горизонтом. Сумрак ночи окончательно вошел в полные права, заполняя темнотой каждый закоулок. Тысячи теней мелькали в проблесках света, казалось, кишащая масса ускорилась, наращивая суету. Стук по дереву осадных башен и штурмовых лестниц усилился, донеслись громкие хоровые мычания адептов, принявшихся совершать ритуал. Цепи, уходящие во мрак гигантских порталов, заметно натянулись, от чего гнойные великаны даже напряглись, продолжая идти вперед и еще сильнее увязая во вконец размякшей грязи, превратившейся в черные топи.

Происходящее за спиной никого не волновало, появившиеся из ниоткуда сотни, вырезающие тыла, уже не важны, как и уничтожаемые ими осадные орудия. Уже ничто не способно переломить исход сражения, ведь день окончен, и чаша весов обязана склониться в обратную сторону.