Итрим. Морок Забвения

- Нельзя, даже не ругай. Пока не подлечишься малость, никак, даже Хранителя спроси, нельзя, он сказал так.

- Нельзя, - раздался голос библиотекаря: - Иначе хуже будет тебе, пока не срастутся телеса внутренние.

- Что со мной? Поче-ему-у все так болит?

- Так покалечил ты себя.

- Как?

- Ты же, когда рубился, бился на пределе, мышцы рвало от перенапряжения. Когда уже что-то не выдержало, тогда и рухнул, истекая кровью.

- Так это же игра, какого?

- Игра? Княже, давно уже не игра, по крайней мере, для тебя. Такого в играх не было никогда, да и в этой, я точно помню. Я вспомнил, не все, но многое. Вот никогда такого не было, да и как может новичок в несколько уровней биться с многоуровневыми монстрами? Не игра это уже. Ладно, что они нас с тобой не замечали, игнорировали все атаки. Даже Хранителя будто бы не видели, перли на Карпа все…

- Где-е-е он?

- Карп? Сгинул, твари эти вцепились в него и уволокли. Да ты не бери в голову, воскреснет в ближайшем городе возле камня, это обычное дело.

- Мы же его с со-о-бо-ой взяли.

- Взяли, только, видать, его крики и привлекли всех этих, а так бы все бы было нормально. Княже, забудь ты о нем, неудачный опыт игровой. Баба с возу, кобыле легче. Лучше о себе заботься сейчас, сконцентрируйся на восстановлении, а то изрядно тебя пожухало.

- Ра-асс-ка-а-азы-ывай.

- Да что тут рассказывать, тут видеть надобно. Ах да, глаз же пока нет. В общем, когда ты надорвался, рухнув в траву среди порубленных тварей, одна отчего-то вдруг зашевелилась и кинулась на тебя сверху, принявшись оплетать, присосавшись балдой своей. Я уже думал, не успею ее достать, не быстрый же, а ты вдруг как заревешь, подскочишь, сам себе выворачивая руки, чтобы ухватить эту мерзость. Вцепился в нее, принявшись отрывать вместе с мясом, кости хрустели ай как громко. А та все сильнее сплетается, затягивая свои жгуты, и тут я опешил, когда лежащие рядом тоже зашевелились, потянувшись. Я уже стал думать, мол, Емеля, готовимся к отбытию, следующая остановка Зверинец. И тут ты как вспыхнешь, будто бы тебя бензином облили, да не обычным, а авиационным вперемешку с мылом и дизелем, короче, напалм. Всех сразу же спалил, да и сам превратился в шашлык, обгорев местами до костей, о доспехах молчу, ибо не о чем говорить. Ну а сам ты так и рухнул, весь переломанный, да обожженный, вон даже вороны откуда-то прилетели и кружат над нами, почуяли.

- Э-э-э-э-э…

- Вот тебе и э-э-э-э, время идет, а мы тут с тобой отдыхаем, ждем, когда оклемаешься.

- Сколько прошло уже?

- Да вторые сутки начались, но ты не переживай, как-нибудь прорвемся, ты давай, думай о восстановлении.

- Емеля.

- А?

- Что ты вспомнил?

- Я? Все до игры этой, первый год в игре, а дальше обрывками, вот сейчас тихо офигиваю, насколько все стало иначе, чем раньше…. А еще отчего-то в голове постоянно крутится слово «Новоград».

- Это что?

- Не знаю, наверное, город какой-то. Давай, не разговаривай, силы береги, а я пока тебе расскажу все, что вспомнил, почти все. Может, так и ты начнешь вспоминать, …, и это, сейчас я еще больше уверен, что там, где должен быть. Знаешь, ведь там, в реальном мире я парализован полностью…

Емельян говорил и говорил, рассказывая о своей жизни, кажется, ничего не упуская, а я слушал, не останавливая, и в голове моей то и дело возникали образы. Наверное, моя фантазия сразу же проецировала все слышимое в картинки, чтобы было лучше понять, но отчего-то все было таким настоящим, как будто бы я действительно смотрел, как Емельян пошел в армию, потом вернулся, поступил в институт и познакомился с красивой девушкой на курсе, как они мечтали, как они дружили… Я видел все его радости и печали, видел, как рухнули его мечты, когда случилось самое страшное в его жизни. Ощутил, как он мысленно тогда простил свою девушку, внезапно бросившую его на четвертом курсе. Я почувствовал себя на месте этого сильного человека, оказавшегося на многие годы в плену собственного тела.

- Знаешь, я начал веровать сильно, хотя и был крещенным с рождения. Но до этого как-то не обращался к богу, а когда появилось много времени, то оставалось лишь мысленно молиться, и я молился…

Минуты шли одна за другой, время от времени речь Емели озвучивалась треском чего-то, а очередная вспышка боли проходила по всему телу, но я не жаловался, продолжая предельно внимательно слушать и сопереживать, параллельно проживая жизнь этого человека и осознавая, что передо мной сидит поистине богатырь, какого в пору всяким религиозным деятелям при жизни причислять к святым. Вот кто действительно принял на себя все муки с предельной стойкостью и не сломался, не отступил, не приказал машине пустить себе по капельнице тихий яд. Я слушал и, кажется, рыдал, но не от боли, теперь ее не было, точнее, мне на нее было плевать, я слушал и жил тем, что рассказывал мне мой друг, решивший открыться так, как не открываются ни перед кем. Теперь я знал, что передо мной сидит именно друг, надежный человек, который никогда ни при каких обстоятельствах не отступится, не бросит, не предаст…