Юбер аллес (бета-версия)

- "Иностранцы, посещающие Дойчлянд, замечают в самом незначительном чиновнике, в самой простой домохозяйке, в индустриальном рабочем, дворнике или стороже необычайное достоинство, ответственность за своё дело, суровую требовательность к себе, мужество в преодолении трудностей, стремление к совершенству", - процитировал наизусть Фридрих. - Вам, надеюсь, знакома программная речь Дитля?

- Вот и командуйте у себя в Дойчлянде, - неожиданно нагло заявил управдом.

- Что вы сказали? - Фридрих пригвоздил его уничтожающим взглядом сверху вниз.

- Что слышали, - нимало не смутился плешивый. - Чай, не сорок третий год.

- Я непременно доложу вашему начальству, как вы относитесь к своим обязанностям, - посулил Власов.

- Да сколько угодно. А я посмотрю, как они найдут другого дурака, который делал бы мою работу за мою зарплату.

"И ради таких вот погибли миллионы достойных людей, - подумал Фридрих. - Солдаты Вермахта, солдаты РОА... Чтобы спасти от большевистского рабства тех, кто ничего другого и не заслуживал. И они еще имеют наглость нас этим попрекать! 'Не сорок третий год'..."

- Убирайтесь, - процедил он, полуприкрыв глаза от отвращения.

- С какой это радости? Вы мне не начальство! - мужичонка как будто даже стал выше ростом.

- Убирайтесь, или, как только прибудут крипо, я распоряжусь арестовать вас за препятствование следственным действиям!

- Иди, иди, Лексеич, - повернулся к управдому полицейский, - видишь, господин офицер не в духе...

Мужичонка не стал далее упорствовать и потопал к двери, бормоча под нос: "Как командовать, так все арийцы..."

Kapitel 17. 7 февраля, четверг, утро. Москва, Трубниковский переулок, 30.

Фридрих придвинул к себе листок бумаги и взял ручку. Подобные инструменты он использовал нечасто, предпочитая работать на рехнере, но японская подушечка была слишком неудобным средством для рисования, в отличие от привычного светового карандаша. А ему захотелось именно нарисовать схему. Практика показывала, что это помогает структурировать информацию. Которой накопилось уже не так уж мало.

Очередную ее порцию он получил, вернувшись накануне из Орехово. Общение с полицейскими, прибывшими на место смерти таксиста, оказалось, вопреки ожиданиям, не столь уж неприятным. Очевидно, потому, что дело, по причине запущенной Эберлингом легенды о наркокурьере, из заурядной "бытовухи" было сразу же переквалифицировано по ведомству борцов с наркотиками. В прибывшей бригаде не было недавних знакомых Фридриха по подземке, но следователь и его помощники производили вполне благоприятное впечатление. Однако рутинная процедура осмотра тела и заполнения протокола, который пришлось подписывать Власову и Эберлингу, не дала ничего, кроме потерянного времени. Впрочем, криминалисты пообещали германским коллегам ознакомить их с заключением патологоанатома и результатами анализа жидкости в бутылке, когда те будут готовы.

По возвращении же домой Фридрих получил, наконец, ожидаемый подарок от Мюллера - рапорты всех сотрудников Управления, так или иначе работавших с Вебером. Они были разделены на два платтендата - в одном отчеты тех, кто работал с Вебером в России в последнее время, в другом - отзывы прежних его коллег, подчиненных и начальников (тех, конечно, кто еще был в живых) чуть ли не с самого начала карьеры Вебера в РСХА. Видимо, именно на то, чтобы собрать показания последних, и ушло три с половиной дня - впрочем, учитывая, какие архивные дебри ради этого пришлось прошерстить и сколько народу, включая законспирированных в разных частях света нелегалов, опросить, оперативность все равно была весьма похвальной.

Первым делом Фридрих просмотрел именно второй платтендат, который едва ли мог сообщить что-то о расследуемом деле - такая задача перед прежними коллегами Вебера и не ставилась - зато помогал узнать о покойном больше, чем говорило официальное досье. Как знать, может быть, в свете этой информации какая-нибудь непримечательная на первый взгляд деталь из первого платтендата привлечет к себе внимание, словно выбившийся клок волос или фальшивая нота...