Читаем Юбилейное Вече полностью

– Потерпи немного, дай мне договорить. Твой гнев оправдан, и причины его мне понятны. Ты потерял семью от нетерпимости жестокой. И это не по-божески. Мне подобное хорошо знакомо. В моей далёкой молодости братьев моих и сестёр по вере соплеменники-язычники убивали, сжигали, как и твоих родных ныне. Меня, христианина юного, и всю семью мою – мать, отца, жену молодую и сына крошечного – бросили в яму тюремную. За веру нашу православную терпеть пришлось нам страсти нечеловеческие. Сына на глазах моих и его матери разорвали. Жену в рабство печенегам продали. Мать моя от горя и зверств померла. Отца при сопротивлении убили. Меня самого, скованного по рукам и ногам да в шейной колоде, множество лет в яме сырой застойной держали. Спасся от смерти голодной только сердобольностью некоторых охранников. Из ямы-тюрьмы жестокой избавило крещение Руси при Владимире Красном Солнышке. Да и то не скоро. Видно, не сразу вспомнили о нас, мучениках за веру Христову. Но, выпустили когда, мстить не стал. Хотя за годы мытарств мысли в голову всякие приходили. Не мстить язычникам, а обращать их в веру истинную принялся. Для того не один обет Богу дал. И вот монастырь наш да часовенку придорожную обустроил. Истину разъясняю, учу помаленьку – народ, окрест живущий, людей странствующих. Сам хожу с проповедями. Летописи, надеюсь нужные, пишу. Чтоб ведали будущие поколения о жизни нашей. Чтоб ошибки, нашим подобные, не свершали. Чтоб не обманывали их, во всяких случаях, ни свои, ни чужие воровские людишки. Чтоб гордились предками своими – их заслугами да успехами немалыми.

Благомир слушал внимательно, позабыв на время боль в сердце. Но внимание из сказанного монахом обратил главным образом на то, какое семейное горе отец Алексий пережил в молодости, на заключение его в яме застойной. Всё это близко ему, соболезнованно. Но непонятно смирение монаха. Как же не мстить, а прощать виновных и учить их терпеливо верованию новому? Благомир вздрогнул: ведь он, жрец, убеждённо верующий в своих богов, тоже должен быть тем, кому отец Алексий мстить обязан. А он на деле проявил то, о чём глаголет. Подобрал раненого язычника, поджидающего смерть в беспамятстве на пепелище векового поселения, в монастырь православный снёс, от смерти неминуемой спас и теперь ещё в вере своей просвещает. Что же заставляет этого немолодого уже человека, наделённого разумениями разными, так поступать? Неужто Бог его так могуч, что вера в него делает человека и сильным, и всё претерпевающим, и всё преодолевающим?

Отец Алексий уловил новые мысли у своего гостя. С учётом того продолжил:

– Жизнь на Руси сложна. И прежде была, до крещения, и ныне сложной остаётся. Жизнь сложна у всех народов. Господь-то один на всех. Но у нас, славян, сложности особые, жизнью нашей сотворённые. Потому и нравы славянские иные, чем у соседей. И лучшие наши нравы, и худшие. Последние, худшие, изменять надобно проповедями терпеливыми, а лучшие множить да другим народам в пример ставить. Не для гордости иль превосходства, а чтоб помочь им. Церковь православная и начала так действовать. Задуманное свершается медленно, уж более двух десятилетий стараемся, но всё же со временем, несомненно, свершится, Бог даст.

Жрец и монах молча сидят на вершине холма. Вид окрест стал ещё краше. Солнце поднялось. Тепло его и осторожный ветер несколько рассеяли туман над водоворотом слияния двух главных славянских потоков. Сквозь светлые разрывы тумана стали проступать объединённые воды единой, полной жизни реки.

Отец Алексий поднялся. Подавая руку, обратился к Благомиру:

– Пойдём, сын мой. Настой лечебный тебе пора принимать, а меня дела ждут. Вечером, когда свободней стану от забот монастырских и мирских, поговорим с тобой о душе, о верах наших, о жизни славянской, об ином важном…

Дни шли своим чередом. Заканчивалась осень. Деревья в лесу оделись в багряный наряд. По утрам случались заморозки. Близилась зима. Дела мирские по подготовке к ней занимали всё больше времени, торопили и служителей монастыря.

В один из последних тёплых дней два человека усердно вскапывают монастырский огород. Оба одинакового роста, оба одинаково умелы. Один, который старше и заметно согбен в спине, торопится с энергией потомственного крестьянина. Другой, моложе намного, с согнутой в локте рукой, обгоняет напарника, стараясь выполнить побольше монастырской работы…

***

Изменчивой была минувшая зима. Жестокие морозы сменялись промозглыми оттепелями. Южный ветер с тёплых морей вытеснялся холодной влагой западного океана. Сухость северного ветра разрывалась ожесточёнными вихрями с востока. Были они частыми и свирепыми, несли в себе метельную смесь заволжской пурги и остатков закаспийского зноя. Суровым и напряжённым для Руси начинался одиннадцатый век.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Добро не оставляйте на потом
Добро не оставляйте на потом

Матильда, матриарх семьи Кабрелли, с юности была резкой и уверенной в себе. Но она никогда не рассказывала родным об истории своей матери. На закате жизни она понимает, что время пришло и история незаурядной женщины, какой была ее мать Доменика, не должна уйти в небытие…Доменика росла в прибрежном Виареджо, маленьком провинциальном городке, с детства она выделялась среди сверстников – свободолюбием, умом и желанием вырваться из традиционной канвы, уготованной для женщины. Выучившись на медсестру, она планирует связать свою жизнь с медициной. Но и ее планы, и жизнь всей Европы разрушены подступающей войной. Судьба Доменики окажется связана с Шотландией, с морским капитаном Джоном Мак-Викарсом, но сердце ее по-прежнему принадлежит Италии и любимому Виареджо.Удивительно насыщенный роман, в основе которого лежит реальная история, рассказывающий не только о жизни итальянской семьи, но и о судьбе британских итальянцев, которые во Вторую мировую войну оказались париями, отвергнутыми новой родиной.Семейная сага, исторический роман, пейзажи тосканского побережья и прекрасные герои – новый роман Адрианы Трижиани, автора «Жены башмачника», гарантирует настоящее погружение в удивительную, очень красивую и не самую обычную историю, охватывающую почти весь двадцатый век.

Адриана Трижиани

Историческая проза / Современная русская и зарубежная проза