Иуда

— Думаю, он уже подозрение имеет, — я понизил голос почти до шёпота. — Я-то к тебе известную персону отослал, обставив сие так, будто ту персону по моему приказу в лесу прибили и прикопали. Да только Пилип в сие не особо поверил. Полагаю, что он уже розыск учинил, да тела не нашёл. Письмо мне с дороги прислал — мол, спешу возвернуться к тебе, гетман, ранее указанного срока. Коль спешит, стало быть, подозревает. А коль подозревает, то по приезде вцепится в меня, будто пиявица, да всю кровь высосет… От меня он опасение имеет, княже, не смогу я его удалить, не вызвав подозрений…иных персон. Ты — иное дело.

— Что ж мне его, давить, что ли? — такой оборот беседы даже поставил хитрого Алексашку в тупик: не ожидал. — Ну ты и сказанул, Иван Степанович. Да коли твои полковники прознают, как бы хуже от того не сделалось.

— Зачем же — давить? Я его тебе в свиту пристрою, — хмыкнул я. — За такой карьер, думаю, Пилип может и уцепиться — сведений, друзьям его полезных, он при тебе куда более получит, нежели при моей особе. А ты уж подумай, какими такими сведениями его кормить, чтоб…его друзья поступали к нашей выгоде.

Меншиков заулыбался.

— Хитёр ты, гетман, — сказал он. — Вроде бы правильные слова говоришь, а всё одно верится тебе с трудом. То ты на предательство пошёл, то передумал… А ну как передумаешь снова? Что тогда?

— Тогда голову мне снимешь, — я пожал плечами: мол, куда денусь-то теперь. — Давай так: я тебе Пилипа отошлю, а ты ко мне своего человека приставишь. Можешь не одного, так даже лучше. Да чтоб не псы были бессмысленные, а самые ловкие и хитрые людишки из тех, кому доверяешь. А ежели какой полк в Батурине станет, считай, половина дела уже будет сделана. Опираясь на твою силу да на имя царское, я быстро порядок наведу.

— Я покуда не давал согласия входить в твои дела, гетман.

— А я, княже, покуда ещё главного тебе не поведал, — я наконец взялся нарезать мясо и накладывать в тарелку вместе с гарниром из овощей. — Сказывали верные люди, будто в Варшаве Каролусу некто передал много сундучков, невеликих, однако весьма тяжёлых. И с тех пор король шведский не скупится, когда надобно платить полновесной монетой. Больше, конечно, даром берёт, но ежели платит, то новенькими серебряными талерами либо золотыми французскими луидорами. И всё сие он за собою возит… Было б добре, ежели б добраться до тех сундуков.

Меншиков, заслышав про деньги, действительно заинтересовался.

— Казна Каролуса может оказаться в наших руках едино лишь после того, как он полную конфузию потерпит, — задумчиво произнёс он, ещё не притронувшись к пище. — Да и то почти всё придётся государю отдать, иначе не можно. Иное дело, ежели с Каролусом какая нелепа приключится, да в землях гетманщины… Здесь ты прав, Иван Степанович. И дело твоё весьма интересным кажется… Сказал бы ты, будто тебя совесть заела — точно бы не поверил. Нет у тебя совести. А коли всё так, как ты говоришь — отчего бы не поверить? Дело — оно куда вернее, нежели слова…

— Давай тогда по чарочке — за него, за дело наше, — хмыкнул я, ухватившись за кувшинчик. — Вишнёвая наливочка, лучше всяких снадобий лекарских помогает…

«Говорил же — споёмся», — мысленно прокомментировал я происходящее, пока приятное тепло от выпитой чарочки растекалось по жилам.

«Ровно до той поры, пока золото делить не доведётся, — скептически заметил Мазепа, притаившийся в уголке моего сознания. — Иной раз простые казаки добычу дуванят, и то, бывает, за сабли хватаются, а тут царёв любимец. Сожрёт он тебя».

«Подавится. Думаешь, я не знаю, с кем имею дело?»

Иван Степаныч промолчал. Пусть считает, будто я как-то подстраховался, что-то эдакое придумал. Нет, ничего я не стал ради страховки писать, прятать или отсылать. Я — спринтер. Это до меня дошло буквально накануне приезда Меншикова. Как бы дело не обернулось, Мазепа не жилец. В известной мне истории он помер в Бендерах, будучи изгоем, без гроша за душой. Но даже если я смогу выкрутиться, избавиться от прошведской старшины и остаться верным Петру, самое большее, что мне светит — это либо геройская гибель в бою, либо инфаркт и похороны с почестями. Сердечко у гетмана и впрямь пошаливает, гипертония в наличии, да и семьдесят лет в восемнадцатом веке — это почти мафусаиловы годы, люди здесь редко заживаются до такого возраста. Какие могут быть страховки, если финал не за горами и заранее известен?

А тот… мой оппонент с вокзала — он именно это имел в виду, когда говорил о безвыходной ситуации? Или речь шла о чём-то ещё?

2

С Алексашкой мы сговорились достаточно быстро. Деловой настрой и впрямь оказался самым верным в данной ситуации решением: здесь репутация Мазепы была мне в минус, потому выдавать свои истинные мотивы я не собирался. Это у него нет совести, а у меня она пока ещё есть. И не всё ли мне равно, что я буду говорить, чтобы добиться нужного результата? Это у Алексашки пусть голова болит, как провернуть нашу аферу и выйти сухим из воды. Если Пётр узнает, боюсь, одними синяками да шишками Данилыч не отделается. Я-то, в отличие от него, совершенно точно знаю, чего хочу.