Иуда

На утро, когда он пришел к ожидавшей его толпе, он не стал беседовать. Став посредине, он внимательно смотрел на собравшихся, останавливая иногда свой пристальный взор на отдельных лицах. И тех, на кого он так смотрел, он потом называл по имени и знаком указывал им, чтобы они вышли из толпы и стали рядом с ним. И сразу вся толпа поняла, что в эту минуту совершается что-то бесконечно значительное в жизни тех, чьи имена он назвал и, может быть, не только в их жизни. И все затаили дыхание, и каждый трепетно звал: «Не я ли?»

А Учитель медленно и громко называл избранных. Вот вышел покрасневший от волнения Петр, его брат Андрей, всегда радовавшийся воспоминанию, что он первый пошел за Учителем, вот молодые сыновья Завведеевы: Иоанн и Иаков, а вон и Матфей, еще недавно сидевший у мытницы и собиравший подати…

Семь… десять… одиннадцать… Учитель остановился.

Иуда стоял в толпе, отделенный от Учителя спинами стоявших ближе. И сердце его замерло. Господи… зачем, зачем он их выбирает? Может быть, он хочет сделать из них первый легион, когда пойдет на Иерусалим, чтобы там воссесть на престоле Давидовом. Если так, то разве не знает он, разве не видит, что вот здесь в толпе стоит тот, кто готов, не раздумывая, отдать за него свою жизнь, разве не знает о любви его, Иуды, о трепещущем сердце, о восторге, не престающем ни днем, ни в темной тишине ночи…

Пусть же он возьмет его, Иуду, остановит на нем свой выбор. Ведь все равно сердце его и жизнь принадлежит Учителю. А Учитель молчал… Казалось, он находился в каком-то странном раздумье, и глаза его были полузакрыты. Но вот он поднял свои длинные ресницы, и его испытующий взгляд, скользя по лицам ждущей толпы, упал на лицо Иуды. На миг их глаза встретились, и во взоре Учителя увидел Иуда снова страшную печать той невыразимой грусти, что мелькнула там, в Кане: только теперь была она еще острее и нестерпимее. И Иуда затрепетал всем телом от ответной непонятной боли, от страха каких-то невыразимых предчувствий, от мысли, что чаша избрания не коснется его уст. Но как-то особенно внятно, в общем молчании, прозвучал тихий голос Учителя:

— Иуда.

В этот день его и одиннадцать других он возвел на гору, там молился о них, возложил на них руки и назвал апостолами.

* * *

Когда же началась перемена? И что случилось?

Иуда силился вспомнить. Да, кажется это началось после встречи с этим сумасшедшим стариком, с раввином Бен-Акибой.

Они с Учителем были тогда в Иудее, в Иерусалиме, на празднике Пасхи. Хотя Иудея для него, Иуды, родная, но с тех пор, как он ходит за Учителем, Галилея ему кажется роднее и ближе. Здесь, среди Иудейских учителей, среди этих ученых раввинов и воспитанного ими народа Учитель кажется совсем чужим, и его слова звучат так странно. Здесь ведь и солнце светит иначе, иное небо, иные птицы и иные люди. Здесь нет этой восторженной галилейской толпы и, кажется, каждый, услышавший слово Учителя, прежде взвесит его на каких-то невидимых весах, посмотрит, пощупает, как товар руками, и потом только пустит через голову на поверхность сердца.

Там, в Галилее раввины только сомневались, вопрошали, недоумевали. Здесь они сразу ополчились решительно и определенно, как враги Учителя.

Иуда помнит их лица после той субботы, когда в Вифезде Учитель исцелил расслабленного. В этих лицах был не только гнев, но и ярость. Недаром среди учеников бродили страшные слухи — впервые было произнесено это слово о возможном убийстве Учителя, от которого Иуда содрогнулся.

И Учитель, — он никогда еще не был таким, как здесь, — с какою властью и с какою силой, какие непонятные, захватывающие дух слова он говорил им.

«Отец мой доныне делает, и я делаю».

«Как Отец воскрешает мертвых и оживляет кого хочет».

«Как Отец имеет жизнь в самом себе, так и Сыну дал иметь жизнь в самом себе».

И потом, как последний страшный приговор, как какое-то грозное пророчество: «Не знаю вас, вы не имеете в себе любви к Богу. Я пришел во имя Отца моего, и не принимаете меня, а если иной придет во имя свое, его примете».

И вот там, в те дни, встретился Иуда с раввином Бен-Акибой. Иуда шел один по дороге, и когда увидел приближающуюся старческую фигуру с длинной седой бородой и развевающимися пейсами, то хотел свернуть с пути.

Но Бен-Акиба уже заметил его.