Иуда Искариот — предатель или святой

Итак, по Борхесу, деяние Иуды занимает «своё таинственное место в деле искупления». Мы уже знаем, что Иуда имел свою собственную миссию, неразрывно связанную с миссией Иисуса. Иуда жертвует всем, что у него есть — добрым именем, честью, жизнью, наконец, — ради успешного осуществления того великого дела, которое призван был совершить Иисус, ради торжества новой веры, ради искупление грехов человеческих и спасения мира. Нет, не позорным словом «предатель» следует клеймить несчастного — а восславить как героя, истинного подвижника, до самозабвения преданного Иисусу, своему другу и учителю. И крест его (может быть, прав Казандзакис?) не тяжелее ли креста Иисуса, которому Отец «поручил более лёгкое дело — быть распятым»?

Приведём ещё две цитаты. Первая принадлежит Генрику Ибсену, вторая Герману Гессе.

ЮЛИАН. Чем ты был при жизни?

ГОЛОС. Двенадцатым колесом мировой колесницы.

ЮЛИАН. Двенадцатым? И пятое уже считается лишним.

ГОЛОС. Куда бы покатилась колесница без меня?

ЮЛИАН. Куда же покатилась она с твоей помощью?

ГОЛОС. К славе.

ЮЛИАН. Кто избрал тебя?

ГОЛОС. Хозяин.

ЮЛИАН. Избрал ли тебя Хозяин в провидении будущего?

ГОЛОС. Да, вот — загадка!..[121]

…разве предательство Иуды, искупительная жертва и гибель Спасителя не были необходимы, священны, предопределены и предречены в древнейшие времена? Разве была бы польза… была бы хоть крохотная польза, если бы изменилось хоть на йоту божественное предначертание и не совершилось бы дело спасения, если бы уклонился этот самый Иуда по соображениям морали или рассудка от назначенной ему роли и не пошёл на предательство?[122]

Да, Иуда оказался тем самым «двенадцатым колесом мировой колесницы», без которого историческая миссия Иисуса была бы обречена на неудачу. Не соверши Иуда «предательства», не был бы распят на кресте мученик-Иисус во имя спасения человечества, и не совершилось бы в третий день чуда воскресения. Не увенчалось бы успехом начатое Иисусом дело, и новая религия — христианство — не пустила бы корни в древней земле иудейской. Да, без жертвы Иуды невозможна была бы и жертва Иисуса. Отсюда миссия Иисуса как Искупителя и миссия Иуды как Предателя есть единая миссия Иисуса-Иуды, имеющая своей целью торжество новой веры и спасение мира от греха, в котором он погряз и очистить от которого послан был на землю Иисус самим Богом-Отцом. В этом, собственно говоря, заключается исторический смысл миссии Иуды: совершённое «предательство» явилось мощным катализатором и необходимой составляющей религиозно-исторической миссии Иисуса.

3.

Таким образом, мы вплотную приблизились к мысли, что Иисус и Иуда — это как бы две ипостаси единого лица — Сына Человеческого, две антогонистические сущности, составляющую цельную личность пришедшего в мир Мессии[123]. «Иуда, неким таинственным образом, — отражение Иисуса, — пишет Борхес, снова ссылаясь на Рунеберга. — Отсюда тридцать сребреников и поцелуй, отсюда добровольная смерть, чтобы ещё верней заслужить Проклятие. Так разъяснил Нильс Рунеберг загадку Иуды»[124].

Согласимся с Борхесом: ничтожность мзды за «предательство» (30 серебренников), поцелуй Иуды, его работа казначеем в общине Иисуса (отсюда клеймо: вор), самоубийство — что ещё более могло оттенить чистоту и безгрешность Иисуса на фоне той мерзости, порока и грязи, которые олицетворяет собой апостол-предатель, ещё больше очернить «преступника» в глазах современников и потомков и тем самым создать ещё больший контраст между ним и Иисусом! Да, бесспорно: Иуда — отражение Иисуса, но отражение перевёрнутое, негативное. По крайней мере, таковым его увидело человечество — и продолжает видеть уже две тысячи лет.

Ссылаясь на другую книгу скандинавского исследователя («Den hemlige Flarsaren», 1909), Борхес далее продолжает: «Бог стал человеком полностью, но стал человеком вплоть до его низости, человеком вплоть до его мерзости и бездны. Чтобы спасти нас, он мог избрать любую судьбу из тех, что плетут сложную сеть истории; он мог стать Александром, или Пифагором, или Рюриком, или Иисусом; он избрал самую презренную судьбу: он стал Иудой… Бог не желал, чтобы на земле стала известна Его ужасающая тайна»[125].

Бог стал Иудой… Странная мысль, кощунственная, святотатственная, вопиющая о своей кажущейся абсурдности. Однако как она верно отображает истинный смысл событий двухтысячелетней давности! Вся история пришествия в мир Сына Человеческого сразу же обретает стройность, чёткость, однозначность, все её действующие лица и персонажи становятся нужными, а их действия и поступки — осмысленными, отвечающими единому божественному плану.