Иуда: предатель или жертва?

(11. 10-16)[243]. (Пер. и.В. Павловой)

Не получая справедливого наказания, люди, которых Свифт называет «новым племенем Искариотов», снова и снова выходят сухими из воды за преступление, за которое Иуда расплатился своей жизнью. Даже еще более едкая по отношению к тем, кто мошенничает и обманывает, эпиграмма Чарльза Лэма «Сэру Джеймсу Макинтошу» (1801 г.) проклинает тот тип подлецов, что безнравственны, как Иуда, но лишены его мужества и даже кишок:

«Хоть ты, отступник злой, с Иудой схож,
Одним ты от него отличен всё ж:
Тот, взяв чрез грех презренный свой металл,
Пошел и мудро удавился сам.
Тебе бы — так, но сомневаюсь дюже,
Чтоб ты исторг свои кишки наружу!»[244]

(Пер. И.В. Павловой)

В отличие от отвратительного, опустошенного современника Чарльза Лэма Иуда с его выпадающими внутренностями доказал всем, что он человечнее.

Нечестивые, гнусные деяния потомков Иуды превосходят стяжательскую алчность их прародителя, который прежде всего отказался от своего неправедного вознаграждения. «Более справедлив был Иуда, продавший своего Спасителя, — поясняет Джон Драйден. — Святотатственная взятка, которую он не мог ни спокойно держать, ни спокойно повеситься, не вернув прежде золота» (Dryden 11.715—717,182). Противопоставляя странность одного предательства Иуды современной предрасположенности построения карьеры путем множества сомнительных дел, короткое стихотворение, опубликованное Катрин Джемма в 1766 г., уточняет цену сделки — Иуда получил монеты серебром, а не золотом, — и тем не менее соглашается с важной позицией Драйдена:

«Иуде нету равных в злой измене —
Продавшему Владыку иудеям;
Иуде ж торгашу дадим мы фору —
В том преуспели больше мы, без спору.
Он Бога смог единожды продать,
А наши сделки — разве сосчитать?
При том (к его стыду и нашей «славе»),
Не серебро — мы злато наживаем.

(Пер. И.В. Павловой)

Джемма поддерживает суровую критику Свифта в адрес «племени новых Искариотов», аппетиты которых намного превосходят аппетит Иуды в своей всеядной прожорливости (не серебром, но золотом), как и в своих приумножившихся деяниях — не единственная взятка, возвращенная назад, но постоянно повторяющееся стяжательство и растраты.[245]

Подобные образы Иуды критикует поколение, пропитанное жаждой наживы, подобно тому, как это делал в своей диатрибе в XIII в. Уотер Уимборнский. И все же местоимение «мы» в последней строке стихотворения Катрин Джемма намекает на то, что если Иуда воплощает собой всех грешников, то подобно всем грешникам, он может быть «выкуплен» (искуплен) жертвой Христа. Нравственно превосходящий тех грешников, которые выходят сухими из воды, не понеся наказания за свои преступления, раскаявшийся Иуда может быть также прощен и спасен. Гимн Джона Уэсли «Вечная любовь» (1868 г.) обращается к Иисусу, как к «все искупающему Владыке», который несет милость (прощение, милосердие) даже падшим ниже всех:

«Ты не обманываешь род человеческий
Недостаточным милосердием;
Ты никого не лишаешь спасения,
Ты от крови Фараона свободен,
Ты однажды искупил вину всех —
Иуды, Исава, Каина и мою». (11. 37-48)

Если не держать в голове сколько раз имени Иуды предшествуют определения «вероломный», «подлый», «низкий» и «лживый» в средневековых и ренессансных пьесах, стихах, поэмах и проповедях, отождествление в последней строке Уэсли самого себя, нас [псалмопевцев] с Иудой не будет звучать столь уж поразительно.