Иуда (СИ)

Игра… Всё шло потихонечку, и тут он объявился, мой оппонент. И откуда же он вылез… Хотя, «откуда» — вопрос риторический. Как говорил незабвенный Шерлок Холмс: «Я борюсь со злом по мере моих скромных сил и возможностей, но восставать против самого прародителя зла будет, пожалуй, чересчур самонадеянно с моей стороны». Потому есть определённые сомнения в том, что мой оппонент столь высокого ранга. Сам «прародитель зла» не стал бы опускаться до меня, ничтожного. А значит, у меня в этой игре есть неплохие шансы. Ведь не будь их, другой игрок не влез бы самолично, чтобы морочить мне голову.

Стало быть, моя стратегия «тысячи малых шагов» не должна особенно меняться. И я не должен истерично метаться, как это сделал Мазепа, когда узнал, что в Батурин едет Меншиков. Моим девизом должна стать фраза из анекдота: «Мы спокойно спустимся с горы…» — и далее по сценарию… И кстати, Данилыч собирается мне мою долю отдавать, или как? Спрошу завтра утречком, уговор есть уговор, а мне сейчас могут понадобиться деньги, причём в большом количестве.

Глава 27

Взгляд со стороны.

Всё изменилось.

Ждали победы шведской армии и готовились вовремя засвидетельствовать Карлу своё почтение, чтобы получить бонусы от его успеха при дележе России. У огромного пирога и куски соответствующие. Но пришлось свидетельствовать своё почтение русскому царю. И при этом гадать, много ли останется от Швеции после Полтавы.

Европа давно не видела баталий, которые заканчивались бы таким тотальным разгромом: армии у шведов практически не осталось. Оккупационный корпус в Польше? Я вас умоляю. Если — вернее, когда — восстановленный Северный союз развернёт войска в ту сторону, можно считать дни до того, как Станислав Лещинский потеряет подаренную шведами корону.

Всё, на что могут рассчитывать «львы севера» — это флот. И здесь ключевым игроком может стать Дания. Потому в Копенгаген потянулись эмиссары из Лондона, Версаля и Вены. Но посланцы из главной стройки России — Петербурга — были там прежде всех…

1

Когда Пётр курил, я старался не слишком явно показывать, что запах крепкого матросского табака мне не слишком по нраву. А надёжа-государь никогда не обращал внимания на неудобства, которые причиняли его привычки окружающим. Что поделаешь, особенности эпохи: если ты не монарх, терпи.

— Так говоришь, время твоё на исходе? — вопрошал Пётр, выпуская клубы дыма. — Что ж тогда цедишь сведения по капле?

— Хуже бы теми сведениями не наделать, государь, — ответил я, пожимая плечами. — Да и я не всезнайка.

— Всеведущ лишь Господь, — хмыкнул царь. — А сам не боишься, что на Его суд вместе с Мазепой отправишься?

— Нет, государь, не боюсь. Поначалу боялся, сейчас уже смотрю на ситуацию как философ и понимаю, что чувствуют старики.

— Сколь тебе лет, Георгий?

— Мы с тобой должны быть одного возраста, Пётр Алексеевич.

— Занятно было бы очутиться в шкуре старца. Ну да ладно, придёт время — сам состарюсь, погляжу, всё ли так, как ты сказал. И за всё, что ты рассказал, спасибо. Ныне к южному походу тщательнее готовиться станем. Да и прочее тоже иным может стать, ежели мы всё учтём… Скажи, может, пожелал бы ты передать булаву гетманскую достойному полковнику, а сам у меня канцлером — как у вас говорят, генеральным писарем — стать? Хитёр ты, Георгий, а мне таковые надобны.

— Лестное предложение, — я кашлянул в кулак. — С теми знаниями я и правда мог бы быть тебе полезен. Но надолго ли? Пока в дела вникну, глядишь, уже и в домовину пора. Хотя, если датский посланник уже здесь, могу его на себя взять. Командор Юст Юль, если не ошибаюсь? Знатно он насочинял про Петербург, будто там сто тыщ народу уже померло.

— Были б у меня там сто тыщ народу, город бы уже стоял, — хмыкнул Пётр. Трубка прогорела и он, за отсутствием на столе пепельницы, выколачивал пепел в тарелку. — Сочинитель хренов… Добро, я его к тебе направлю… А ныне о главном поговорить с тобой желаю: о Малороссии.