Если вы будете слушать заповеди Мои, которые заповедую вам сегодня, любить Господа, Бога вашего, и служить Ему от всего сердца вашего и от всей души вашей, то дам земле вашей дождь в свое время, ранний и поздний; и ты соберешь хлеб твой и вино твое и елей твой; и дам траву на поле твоем для скота твоего, и будешь есть и насыщаться. (Втор 11:13-15).
Этот отрывок входит в «Шема». Как и многие другие тексты Торы, он теснейшим образом увязывает послушание с благополучием. В награду за послушание обещана долгая жизнь, а в наказание за измену – смерть. Об этом предельно ясно сказано в следующем отрывке:
Вот, я сегодня предложил тебе жизнь и добро, смерть и зло, в том, что я заповедую тебе сегодня любить Господа Бога твоего, ходить по путям Его и исполнять заповеди Его и постановления Его и законы Его, – чтобы ты был жив и размножался; и благословит тебя Господь Бог твой на земле, в которую ты идешь, чтоб овладеть ею. Если же отвратится сердце твое, и не будешь слушать, и заблудишь, и станешь поклоняться иным богам и будешь служить им, то я возвещаю вам сегодня, что вы погибнете и не пробудете долго на земле, для овладения которою ты переходишь Иордан. (Втор 30:15-18).
Вся эта структура послушания, вознаграждаемого здоровьем и процветанием, основана на антропоморфном представлении о Боге. Бог как высшая власть мыслится по аналогии с человеческим правителем или отцом, который раздает указания и требует послушания. Дальнейшая традиция, особенно ее философские направления, пытались мыслить иначе: уж слишком прямолинейно все получается. Да и проблемы есть. Возьмем самый примитивный ракурс: как может Бог говорить, если у него нет рта и голосовых связок? Понятно, что библейские упоминания об «устах Бога» и «голосе Бога» суть метафоры, но что стоит за этими метафорами? Может ли божественный дух вдохновлять людей, заповедуя им определенный образ жизни и линию поведения? И если да, откуда известно, что мы правильно его поняли? Не получается ли, что отдельные люди узурпируют роль Бога, наставляя других людей относительно того, что можно делать, а что нельзя?
Такие сомнения, однако, долгое время высказывались лишь интеллектуальной элитой и лишь в XIX веке получили распространение среди еврейских лидеров в немецкоязычных странах. До той поры раввинистический иудаизм учил о необходимости тщательно соблюдать заповеди (в том виде, как их понимали и адаптировали раввины), поскольку эти заповеди являются словом Божиим. С возникновением библейской критики этот подход перестал выдерживать интеллектуальную критику, хотя ортодоксы поныне принимают его на веру.
Вызывал сомнение еще один аспект вышеупомянутой структуры: награды и наказания. Тезис о том, что послушание обязательно вознаграждается миром, достатком и долголетием, не выдерживает проверку жизнью. Даже Библия расписывается в недоумении (Книга Иова, Екклесиаст). Древние раввины также отдавали себе отчет в проблеме, но полагали, что ответ на нее лежит за пределами человеческого понимания: «Не в нашей власти объяснить благоденствие нечестивцев и страдание праведников»
[117]. Благодарение после пищи включает следующую цитату из царя Давида: «Я был молод и состарился, и не видал праведника оставленным и потомков его просящими хлеба» (Пс 37:25). В некоторых домах эти слова не произносят вслух, опасаясь обидеть бедного гостя, или поскольку они противоречат опыту.Несмотря на различные сомнения и проблемы, идея послушания заповедям Божиим по-прежнему принимается почти во всем традиционном и ортодоксальном секторах иудаизма (а отчасти и в других секторах). Даже в либеральных синагогах старые библейские и богослужебные тексты читают без изменений, а в них сказано о богоданности Торы и обязательности ее уставов для общины Иакова.