Иудеи в Венецианской республике. Жизнь в условиях изоляции

То было не единственное противостояние, в котором оказалась замешана Сара Коппио Суллам. В 1621 году некий священник по имени Балдассаре Бонифаццио (позже епископ Каподистрии), который пользовался ее гостеприимством, написал памфлет, в котором обвинил ее в неслыханном преступлении: она отрицала бессмертие души. Сара ответила одухотворенным «Манифестом», весьма проницательно посвященным памяти ее отца. В «Манифесте» она умело защищалась от обвинений. Ее труд примечателен своей язвительностью, а также непоколебимой логикой; невольно кажется, что в некоторых местах в нем прослеживается умелая рука Леоне да Модены. Так, например, в одном абзаце она скорее пылко, чем деликатно, просит священника не воображать, будто его действия имели прецедент в Библии в виде примечательного поведения валаамовой ослицы! Этот труд, единственный из всех, был издан независимо, хотя ряд ее сонетов разбросан по разным источникам; хотя письма Себы к ней были напечатаны в 1623 году, ее ответы по вполне понятным причинам сочли благоразумным оставить в рукописи. 15 февраля 1641 года, когда она скончалась в сравнительно молодом возрасте (49 лет), Модена оплакивал своего друга и покровительницу; эпитафия, выбитая на ее надгробном камне, принадлежит его перу.

Достойным современником Симоне Луццатто был Якоб Мендес да Силва; одно время он считался одним из величайших интеллектуальных украшений венецианского гетто. Однако его еврейская идентичность была впоследствии совершенно забыта. В прежней жизни под именем Родериго Мендеса да Силвы он принадлежал к числу самых видных литераторов на Пиренейском полуострове. Его назначили королевским историографом при испанском дворе. Среди его сочинений – сравнение двух Кромвелей (1657), биография дона Нуньо Алвареса Перейры, главного коннетабля Португалии (1640), и многочисленные труды по генеалогии. Кроме того, он написал книгу о предках королевского португальского дома, которая вышла в Венеции в переводе на итальянский язык и посвящена маркизу Агостино де Фонсека – венецианскому патрицию португальского происхождения (на него, кстати, также доносили инквизиции, называя его защитником евреев. Обвинение основано на самых нелепых предположениях). Позже, когда ему исполнилось 70 лет, спасаясь от преследований инквизиции, Мендес да Силва уехал в Италию. Ему пришлось бросить библиотеку стоимостью 20 тысяч дукатов, а также все остальное свое имущество. Несмотря на преклонный возраст, он сделал обрезание и принял имя Якоб; к изумлению некоторых недоброжелателей-современников, он женился на восемнадцатилетней девушке. Вполне естественно, пожилому историку было трудно приспособиться к еврейским обычаям. Современники отмечали, что его редко видели в синагоге, и он никогда не носил филактерии. Более того, его свободомыслие (довольно часто встречавшееся у марранов и, собственно говоря, находившееся в полном соответствии с католической еврейской традицией) вызывало пересуды. Он был признанным гедонистом; сообщали, что он даже отрицает бессмертие души. Он придерживался весьма современных взглядов даже в связи с Библией; особенно он отрицал историчность Книги Есфири. По привычке он по-прежнему снимал шляпу при упоминании Иисуса и Марии и целовал мантию полемиста, представителя нищенствующего монашеского ордена минимов, Луиджи Марии Бенетелли, с которым находился в дружеских отношениях. Последний не мог понять склад ума такого человека. Однако то, что он, пусть и не соблюдая всех традиций, жил в гетто и носил красную шляпу, а не вышел оттуда и не занял принадлежавшее ему по праву высокое место в кругу интеллектуальной элиты внешнего мира, неопровержимо доказывает, куда было направлено его сочувствие.

Предшественниками Мендеса да Силвы были еще несколько венецианских марранов, которые оставили след в еврейской истории и литературе. Иммануэль Абоаб был правнуком последнего гаона Кастилии, чьи потомки вынуждены были обратиться в христианство во времена насильственного обращения 1497 года в Португалии. Сам он рано воспользовался возможностью покинуть страну и нашел прибежище в Италии, где интенсивно учился. Позже он обосновался в Венеции и в 1603 году произнес перед дожем Марино Гримани и сенатом речь о лояльности евреев. Именно в Венеции он сочинил «Номологию», историю и апологию еврейских обычаев, направленную против скептических тенденций, которые он замечал вокруг себя. Его труд остается главным источником наших знаний об истории и обстановке того периода. В конце концов он уехал в Палестину, где и умер.