Иудей

Дело во всех этих маленьких, тайных римских общинках обстояло совершенно так же, как и повсюду. И тут старцам-пресвитерам приходилось постоянно бороться с пьянством, обжорством, распутством, своекорыстием, высокомерием, вялостью, легкомыслием и, конечно, со всевозможными «ересями», то есть разномыслием. И тут в общине было немало иудеев: со времени взятия Иерусалима Помпеем в Риме появились тысячи пленных иудеев, которые настолько за это время окрепли, что составляли уже значительную силу. Цицерон не смел выступить против иудеев в сенате, хотя ненавидел их. Ни один наместник у себя в провинции не мог притеснять их, ибо иначе при въезде его в Иерусалим чернь освистала бы его. Многие аристократки уже приняли иудейскую веру, хотя образ жизни их от этого никак не стал нравственнее. Обращённых было бы много больше, если бы иудеи не ставили требованием для язычника при переходе три вещи: обрезание, купание для очищения от языческой нечисти и, наконец, жертвоприношение. Обрезание казалось настолько смешным, что даже многие иудеи при посещении публичных бань старались всячески скрыть следы его. Римские иудеи, как и в Иерусалиме, постоянно баламутились в горячих спорах и эти вековые привычки свои они перенесли целиком из синагоги в церковь. Втиралось в общину и не мало своекорыстных обманщиков, которые, погрев под благочестивой личиной около верных руки, смеялись над простаками. Проповедники всячески возносили нищету, которую они называли «высотою перед Богом», но никто на высоту эту не стремился: повздыхают, поумиляются и конец. Мало того: богачи на собраниях стремились выделяться одеждой и всегда хотели занимать первые места. Словом, все шло, как везде…

Собрание было на этот раз назначено у Андроника и Юнии, зажиточных лавочников-старьёвщиков. Назначить его у какого-нибудь бедняка нельзя было уже по тому одному, что у них не было места. Несмотря на конец зимы, вечера стояли ещё холодные и погода была неуверенная: того и гляди, что хватит холодный ливень. Андроник и Юния обратились в новую веру раньше даже Павла, что они иногда со скромной хвастливостью и подчёркивали. Они уже успели выработать те условные манеры, которые, по их представлению, должны были соответствовать их новому положению: они были тихи, говорили негромко, выступали степенно, по мере сил помогали бедным и не любили вольных разговоров, которыми иногда щеголяли богачи, много вращавшиеся в языческом обществе…

Пресвитеры собрались ещё засветло: из Коринфа пришло послание от Павла и надо было крепко подумать над ним. Замысловато стал писать слуга Господень! Правда, человек учёный, но как же быть с теми, которые главою скорбны, которые тяжесть этой учёности не могут поднять на рамена свои? И пресвитеры долго читали и перечитывали учёные мысли апостола, всячески стараясь избежать в толковании их разногласия.

— Да, да… — вздохнул старый Лин, которого старцы намечали в епископы[29]. — Трудно согласить наше разномыслие. Был я тут как-то у Аристовула и разговорились мы о жизни. Средства у него, как вы знаете, хорошие, и он смущается: не сказал ли Господь в притче о Лазаре, как осуждает Он богатство? Или ответ Его богатому юноше, за который так все цепляется наша беднота? И сам Аристовул как-то в записях наших откопал: блаженны нищие и убогие, ибо их есть царство небесное…

— На это крепко и покойный Нарцис, вольноотпущенник Клавдия, обижался… Известно, как с его горами золота да дворцами выслушивать это в глаза!..

— И совсем там не так написано! — горячо воскликнул зажиточный торговец скотом Пуд, великий ревнитель новой веры: он женился на христианке, которая принесла ему хорошее приданое, с которого он и пошёл жить. — Дай-ка твой список-то, Лин, который мы с тобой сверяли!.. Спасибо… Вот глядите: блаженны нищие духом, — подчеркнул он голосом. — Не оборванцы, известное дело, а только нищие духом …

— Да как же мог Спаситель восхвалить нищих духом, когда Он только и восхвалял в человеке что богатство духа? — заметил Лин тихо: его очень смущали все эти тёмные места. — Может, духом-то и вставил тут какой… Нарцис? Кто знает, кто переписывал этот список? Надо бы позвать в Рим Павла, чтобы он все это объяснил и закрепил; разные списки не благую весть, а только смуту сеют… И, — вздохнул он, — действительно, богачей пожаливать нужно: если они от нас уйдут, то как же справимся мы с беднотой нашей?