Иудейская война

2. Мятежники, однако, не только не отрезвились этим ужасающим зрелищем, а, напротив, коварно воспользовались им для склонения на свою сторону и остального народа. Они пригоняли к стене родственников переметчиков и тех граждан, которые были миролюбиво настроены, и указывали им на то, какая участь постигает бежавших к римлянам, утверждая при этом, что распятые были не военнопленниками, а просители помощи и пощады. До поры до времени, пока дело не разъяснилось в настоящем своем виде, многие, действительно, воздерживались от бегства и оставались в городе, но иные тотчас же бежали оттуда с преднамеренной целью погибнуть как можно скорее, так как смерть от рук врага считалась уже усладой в сравнении с мучительной смертью от голода. Тит, между тем, приказал отрубить руки многим [363] пленникам для того, чтобы они не были приняты за перебежчиков и своим искалеченным видом вызывали бы доверие осажденных, и в таком виде послал их к Иоанну и Симону со следующим предложением: пора бы им остановиться и раскаянием спасти хотя бы в последнюю минуту собственную жизнь, величественный родной город и храм, который не имеет равного себе у других народов; если же они его не послушаются, то они будут вынуждены уничтожить весь город. Одновременно с тем он объехал валы и поторопил рабочих, желая этим показать, что за его угрозами последует и исполнение. Но те, на стене, в ответ на эти слова, поносили Цезаря и его отца. «Смерть мы презираем, – восклицали они, – смерть гораздо приятнее нам, чем рабство. Но пока мы еще дышим, мы будем причинять римлянам столько вреда, сколько у нас хватит сил и возможности. Нашим городом мы нисколько не дорожим, так как мы, как ты сам заявляешь, все равно должны погибнуть; что же касается храма, то Бог имеет лучший храм – вселенную. Однако мы еще надеемся, что и этот храм будет оберегаем тем, который в нем обитает. С ним в союзе мы осмеиваем всякие угрозы, от которых действительность еще далека, ибо исход дела в руках божиих!»

3. В это время в римский лагерь прибыл Антиох Эпифан{56} во главе многих тяжеловооруженных воинов и со свитой так называемых македонян. Это были исключительно его ровесники, люди высокого происхождения, едва только вышедшие из отроческого возраста, вышколенные и вооруженные на македонский манер, откуда и их название: «македоняне». Большинство, однако, из них далеко не достигало славы этой нации. Из всех царей, подчиненных римлянам, самым счастливым был царь коммагенский; но и он испытал на себе изменчивость судьбы. Уже на закате лет он представлял собой пример того, что никто до самой смерти не может считать себя счастливым. Сын его, появившийся туда в такое время, когда отец его находился на высоте своего счастья, выражал свое удивление по поводу того, что римляне так медлят с покорением стены. Он сам был храбрый воин, обладал твердой, непреклонной волей и могучей телесной силой, которая в связи с его отвагой была почти непобедима. Тит на его слова, посмеиваясь, отвечал: «Наше желание вполне совпадает с вашим». Тогда Антиох со своими македонянами сделал приступ на стену. Благодаря своей силе и ловкости он лично успел увернуться от иудейских стрел, осыпая в то же время иудеев своими стрелами, но его юные воины, за исключением только немногих, были смяты; они [364] бились изо всех сил, чтобы доказать, что не отделяют слово отдела, но покрытые многочисленными ранами должны были все-таки уступить. Они узнали тогда, что и истые македоняне, для того чтобы побеждать, должны еще обладать счастьем Александра.

4. С большими усилиями и после беспрестанной семнадцатидневной работы римляне в 29-й день артемизия окончили сооружение валов, начатое ими 12-го того же месяца. Они построили четыре главных вала: один, против Антонии, был проведен пятым легионом посреди так называемого Воробьиного пруда; другой, почти в двадцати локтях от первого, был воздвигнут двенадцатым легионом; десятый легион возвел свое укрепление на значительном отдалении от последнего, у так называемого Миндального пруда, на севере, наконец, в тридцати локтях дальше, у гробницы первосвященника{57}, находились шанцевые сооружения пятнадцатого легиона. На всех этих валах были уже поставлены машины. Тогда Иоанн приказал провести изнутри под находившиеся против Антонии укрепления подземный ход и подпереть столбами как самый ход, так и сооружения, находившиеся под ним, затем он заложил туда дров, обмазанных смолой и асфальтом, и приказал все это поджечь. Когда подпоры сгорели, мина обвалилась и за ней с большим грохотом обрушились сооружения. Вначале поднялся густой столб пыли, так как огонь был наполовину потушен мусором, но когда весь свалившийся лес обрушился, огонь возгорелся ярким пламенем. Страх объял римлян при этом неожиданном зрелище, все мужество их пропало, они считали уже себя близкими к победе и вдруг лишились этой надежды даже на будущее. Тушить огонь они считали бесполезным делом, ибо если бы и удалось прекратить пожар, то самих валов уже больше не существовало.