5. В один из следующих дней он частным образом пригласил к себе самых влиятельных представителей, а затем вновь собрал народ. То просьбами, то добрыми наставлениями, больше, однако, угрозами и напоминаниями о могуществе римлян, о гневе Гая и о его собственном вынужденном положении как подчиненного он снова пытался воздействовать на народ. Но когда все это не привело ни к какому результату, Петроний, имея в виду еще ту опасность, что страна может остаться незасеянной (так как в продолжение протекших уже пятидесяти дней посевного времени люди оставались праздными), в последний раз созвал народ и обратился к нему со следующими словами: «Я хочу лучше рискнуть: или мне с Божьей помощью удастся разубедить императора – тогда я вместе с вами буду радоваться нашему спасению; или же его гнев разразится – тогда ради столь многих я охотно пожертвую своей жизнью». Провожаемый горячими благословениями, Петроний уехал, взял свое войско из Птолемаиды и возвратился в Антиохию; оттуда он немедленно написал императору, что после своего вторжения в Иудею он, не решаясь на поголовное истребление населения, должен был уступить его настойчивым мольбам, оставить его закон неприкосновенным и отказаться от исполнения данной ему инструкции; иначе ему придется погубить всю страну вместе с ее жителями. Ответ императора на это письмо гласил не очень милостиво: он угрожал смертью Петронию за столь нерадивое отношение к его приказу. Но доставщики этого письма были три месяца задержаны бурями в море, между тем как другие посланцы, привезшие известие о последовавшей между тем смерти Гая, имели счастливое плавание; таким образом, случилось, что Петроний уже двадцать семь дней имел в своих руках письмо с этим известием, когда получено было первое обращенное к нему письмо.
Глава одиннадцатая
1. После того как Гай, процарствовав три года и восемь месяцев, был убит, расположенные в Риме войска потащили на трон Клавдия. Сенат между тем, по предложению обоих консулов, Сентия Сатурнина и Помпония Секунда, возложил охрану города на оставшиеся верными ему три легиона, собрался в Капитолии и решил за жестокости Гая начать войну с Клавдием. Имелось в виду достигнуть одного из двух: или восстановление старого аристократического правления, или же избрание на престол вполне достойного человека посредством голосования.
2. Как раз в это время Агриппа находился в Риме. Он был приглашен сенатом на совещание, но вместе с тем звал его к себе из лагеря и Клавдий, который также желал воспользоваться его услугами. Агриппа видел, конечно, что Клавдий силой уже сделался императором, и отправился поэтому к последнему. Тогда Клавдий уполномочил его изложить перед сенатом его виды и намерения. Против своей воли он был войском возведен на престол, и теперь он, с одной стороны, считает несправедливым пренебрегать рвением солдат, с другой же стороны, он еще не считает свое счастье обеспеченным, так как уже одно призвание к верховной власти приносит с собой опасности. А потому он, если ему суждено будет стать во главе государства, намерен держать скипетр мягкой рукой, как добрый приятель, а не как тиран; он будет довольствоваться честью титула и предоставит народу право участия во всех государственных делах, ибо если мягкость и кротость не была бы даже свойственна его натуре, то уже одна смерть Гая будет вечно носиться перед его глазами и напоминать всегда об умеренности.
3. Так говорил Агриппа. Ответ сената гласил: «В надежде на войско и благонадежных граждан они добровольно не подчинятся рабству». Когда Агриппа донес Клавдию об этом ответе, он послал его вторично со следующим заявлением: «Я ни в каком случае не оставлю тех, которые присягнули мне в верности, а потому я против воли готов на борьбу с теми, с которыми мне меньше всего хотелось бы бороться. Но нужно все-таки выбрать место для сражения вне города: было бы грехом из-за их гибельного решения запятнать кровью граждан святыни родного города». Агриппа и это заявление доложил сенату.
4. Тогда один из солдат, стоявших до сих пор на стороне сената, обнажил свой меч и произнес: «Товарищи! Зачем нам убивать своих же братьев и губить близких нам людей, стоящих за Клавдия, когда мы имеем такого государя, про которого нельзя сказать ничего худого, и несем столь священные обязанности по отношению к тем, против которых нас вооружают?» С этими словами он быстро прошел через собрание и увлек за собой к выходу всех остальных солдат. Патриции, видя себя оставленными солдатами, пришли в страх; когда же не осталось больше никакого спасения, они бросились вслед за ними к Клавдию. У самых ворот они были встречены толпой солдат, которые, желая показать свое рьяное усердие и тем отличиться перед повелителем, набросились на них с обнаженными мечами.