На еврейско-масонский фашистский характер режима в СССР указывает то обстоятельство, что речь идёт не о подавлении расизма и ксенофобии в любых формах их проявления, включая и «антисемитизм» как одно из многих проявлений
, аВключение этого ответа в собрание сочинений в 1948 г. — ещё один знак, указывающий на то, что положение дел в СССР мало в чём изменилось, поскольку Собрание сочинений было в большей мере адресовано молодёжи и потомкам, нежели взрослым современникам и ветеранам коммунистического движения.
И ещё одно свидетельство В.М.Молотова, приводимое Ф.И.Чуевым, тоже подтверждает еврейско-фашистский характер государственности СССР. Когда в беседе Молотова с его другом юности писателем Малашкиным речь зашла о судьбе поэта Павла Васильева произошёл следующий обмен мнениями:
«Павел сделал гнусность: в писательском клубе взял Эфроса за бороду и провёл через зал… Это тот самый „в белом венчике из роз, впереди — Абрам Эфрос“. Уткин, Жаров и Алтаузен вытащили Павла на улицу Воровского, избили и сдали его в милицию. Я тогда на даче вам сказал, там ещё другие были: „Пушкин Инзова в Кишенёве головкой от сапога ударил по лысине, ему же ничего не сделали!“ Я с Павлом Васильевым близко не был знаком, но ведь талантливый человек, зачем же его так? Гронский его утопил. Павла расстреляли, а Гронский семнадцать или восемнадцать лет был просто в ссылке. Васильев не был ещё арестован, а Гронского уже взяли, и он сказал: „За Павла Васильева борются две силы“.
Когда 50-летие Павла было, я Гронскому сказал на собрании: «Так какие же силы? Что, он враг Советской власти, партии или кому? он никогда не был врагом, он был большой хулиган».
— Он был антисемит. И за это его расстреляли, — говорит Молотов» (Ф.И.Чуева “Молотов: полудержавный властелин” (Москва, «ОЛМА-ПРЕСС», 1999 г., стр. 617). Сам В.М.Молотов был женат на еврейке.
В иудейском фашистствующем интернацизме имеет корни и нынешняя истерика представителей “обеспокоенной общественности” по поводу возможных появления русского фашиствующего национализма: конкурентов на этом политическом поле в России они не терпят. И потому требование такого сурового приговора — пожизненное заключение — Александру Копцеву, совершившему нападение на евреев — фашистов-интернацистов — в синагоге в январе 2006 г. И это при том, что у парня с психикой явно не всё в порядке, поскольку он — экстремист-одиночка.
Многим нашим современникам причин этого не понять. Поэтому, для облегчения понимания причин и целей такого рода поддержки рабочей и крестьянской молодежью Советской власти напомним о фактическом бесправии низших сословий Российской империи (чего стоят только объявления «собакам и нижним чинам вход в парк запрещён») в возможностях получения образования и личностного развития, о необходимости вкалывать от зари до зари и получать доходы, не позволяющие покрыть потребности личности и семьи по демографически обусловленному спектру потребностей. В результате революции при всех её издержках и хозяйственной разрухе, вызванной империалистической и гражданской войной, материальный достаток в большинстве семей, хотя и не достиг довоенного уровня (1913 г., с которым соотносили статистические показатели СССР чуть ли не до конца 1970-х гг.), но перед рабочей и крестьянской молодёжью открылись возможности личностного развития и служения обществу, каких не было до 1917 г. Так что было, ради чего поддерживать Советскую власть и проявлять свою инициативу в социалистическом строительстве.Дед Ф.И.Чуева из крестьян, написал сатирические стихи на дурака райкомовского работника, за что был раскулачен и сослан на Урал, где обзавёлся новой семьёй. Спустя многие годы, приехав в гости к внуку, он неожиданно для него «первый тост поднял за Сталина:
— Потому как он, внучек, был хозяин настоящий. Если бы не он, мы бы Советской власти голову открутили.
— Почему?
— Потому как не нужна была она крестьянину.
— Это, может, кулаку она была не нужна.
— А ты знаешь, кто такой кулак? Это тот, кто спит на кулаке, чтобы не проспать рассвет!
Он говорил искренне, мой дедушка. Но и новая власть в ту пору не могла пройти мимо таких, как он.
— А когда было лучше, при царе или?… — спрашивал я у деда.