В обычный, скучный весенний день, такой же, как и сотни других дней, Таня гуляла на спортивной площадке детского дома №15 в попытках развлечься кувырканием через железные перила и прочими такими трюками – они ей всегда удавались хорошо. Таня – крепкая, спортивная, высокая. Хоть и девчонка, но всем своим видом напоминала мальчика: бесформенные джинсы, черная мальчишеская куртка, короткие, взъерошенные волосы с рыжиной.
Внезапно Таня увидела, как из дверей детдома выходит довольная семейная пара, а с ними маленькая девочка. У нее кольнуло в груди. Она всегда мечтала, что ее вот так же возьмет кто-нибудь в семью, но за тринадцать лет так никто и не пришел. Казалось, что она привязана к этому месту невидимыми канатами.
– Слушай, Танька, а тебя чё, правда переводят в какой-то интернат? – спросил подошедший к ней паренек. Подпрыгнув, он схватился за перекладину и стал раскачиваться вперед-назад, насвистывав какую-то песенку.
– Ты ерунду-то не говори, Вов, – фыркнула Таня и повисла верх ногами на соседнем турнике. Из ее кармана выпала пачка сигарет.
– У кого сигареты стащила? – Вова спрыгнул на землю и подобрал пачку.
– Не стащила. Мне Машка дала. Да я так, попробовала пару раз… Не очень-то и понравилось курить. Можешь забрать себе.
Довольный Вова сунул сигареты к себе в карман.
– Мне кто-то из девчонок сказал, что твои документы на перевод вроде как уже собирают. Зачем, интересно… ты же нашенская, выросла здесь.
Таня вперилась в Вовино лицо, продолжая висеть вниз головой.
– Я ничего про это не знаю. Или меня с кем-то перепутали, или кто-то пустил утку. Или ты меня разыгрываешь?
Таня перевернулась, встала на ноги и внимательно посмотрела на друга детства.
– Тань, это не утка и не шутка, сходи, узнай у директрисы, – серьезно ответил Вова.
Похоже, он не шутил. Таня стремглав взбежала на второй этаж кирпичного здания, которое и было детдомом № 15.
– Анна Тихоновна, это правда, что меня куда-то переводят? – пулей влетев в кабинет директора, спросила Таня.
Анна Тихоновна – маленькая, полноватая женщина с копной каштановых волос – сидела за рабочим столом. При появлении Тани ее маленькие глазки со столь же маленькими ресничками живо забегали. Отложив ручку, которой она что-то сосредоточенно писала, директор отыскала в ящике своего стола нужную папку с бумагами и встала, нервно поправляя бардовый пиджак.
– Танечка, как раз сегодня хотела поговорить с тобой об этом. Да, мне действительно поступил приказ о твоем переводе в санкт-петербургскую школу-интернат имени Дёмина… Все бумаги уже подписаны, ничего не могу с этим поделать.
Анна Тихоновна виновато протянула девочке папку.
– Ничего не понимаю, – Таня взяла папку, сдвинув брови.
Новость так ошарашила девочку, что она не знала, что сделать в эту секунду: засыпать директора вопросами, выругаться как следует или заплакать (хотя последний вариант не был свойственен ее натуре). Таня знала, что воспитанников переводят только тогда, когда хотят определить их в интернат строгого режима – так происходило со всеми, кого считали малолетними преступниками… Тане стало страшно. Неужели ее хотят выгнать за какие-то проделки? Она была девчонкой бойкой, драчливой, но чтобы преступницей…
– Никуда я не поеду! – выпалила Таня обидчиво. – Почему никто не спросил моего мнения? Кто вам прислал эти бумажки?
– Могу тебя заверить, интернат там очень хороший, обустроенный, – попыталась успокоить воспитанницу Анна Тихоновна.
«Когда это интернаты строгого режима были хорошими?» – подумала Таня, еле сдерживая слезы, вызванные нарастающей бурей обиды и негодования.
Не желая, чтобы Анна Тихоновна увидела ее слезы, девочка выбежала в коридор, хлопнув дверью. И расплакалась. Нет, не просто расплакалась, а разрыдалась. Слезы так и текли ручьем из светло-карих Таниных глаз.
Она выросла здесь, знала каждый уголок, была главной заводилой, имела авторитет среди сверстников. Как, ну как можно оторвать ее от родного места?! Неужели ее переводят за то, что она вечно лезет в драки, или за то, что когда-то в детстве сделала попытку сбежать со старшими ребятами? Но разве это преступление?!
Таня вышла на улицу к шагавшему навстречу Вове. Увидев ее заплаканные глаза, он почувствовал, что всё очень серьезно, и ему стало жаль Таню. Вова приобнял ее одной рукой и потряс за плечо.
– Танька, чё ты ревешь? Зачем тебя переводят-то? И куда? Может, там очень классно? Может, там тебя богачи удочерят?
Таня уткнулась носом в Вовину щеку.
– Я тебе сейчас врежу, идиот, – сказала она полушепотом не то серьезно, не то шутя.
Алёна
Усевшись на мягкое сидение вагона, Алёна смотрела на мелькавшие за окном пейзажи – поля и леса, потихоньку готовившиеся к лету.