Юдоль

— А может, нам нужно идти туда, где тебе хуже? — спросила Каттими.

— Не знаю, — ответил Кай и двинулся в глубь узкого переулка.

Их осталось пятеро. По ощущениям охотника, не менее двоих сейчас были в Хилане, но всего их осталось пятеро — Паркуи, Сакува, Асва, Хара и Эшар. Кикла сказала, что он должен увидеть каждого. Хисса сказала, что его жажда иссякнет, когда он увидит каждого. Значит, их двенадцать, и, если его матери все-таки удалось вырваться за пределы Салпы, его жажда никогда не иссякнет. Но если не удалось, что он будет делать? Что он будет делать, когда столкнется лицом к лицу с нею, с собственной матерью, как бы ее ни звали в ее перерождениях — Гензувала, когда она сражалась с пустотными тварями на стенах еще не разрушенного города Араи, Атимен, когда она прикрывала в горящем Харкисе спасение собственного сына, Аси, когда она приходила к кузнецу Палтанасу и отслеживала изготовление особенного меча, который теперь висит на поясе Кая? И даже Эшар, та, которую он запомнил из своего сна, сидящая на одном из престолов, та, на которую он и в самом деле так похож чертами лица, он, который даже не «пепел бога», а тень от комочка пепла. Что он будет делать, когда увидит ее? Скажет, что не сохранил ее глинку, да и глинка оказалась не ее, а Сурны, вот ведь незадача. Так совпало. Или так должно было совпасть? Что он сделает, когда увидит мать? Как он утолит свою жажду?

А что он сделает, когда увидит отца?

Паркуи, Асва, Хара. Никто из них не сделал ему ничего плохого. Разве только Хара, чьи посланники убили стольких людей. Не родных, не близких Кая, но невинных людей. Хотя Хара мерзавец уже потому, что служит Пустоте, если пустотные твари служат ему. Но ведь и они забрали меч, но не тронули Кая? Почти не тронули. Что же получается, и он служит Пустоте? Зачем он ей?

И что он сделает с Паркуи, Асвой, Харой, Сакува, Эшар? У него нет больше глинок. Или каждый из них вытащит свою и уйдет сам, как Хисса? Но она старалась ради собственного города, собственного народа.

— Собственного народа, — с удивлением пробормотал Кай, подсаживая Каттими у очередного забора.

Собственного народа у того же Сакува — нет. Харкис уничтожен. Остался от всего народа один Кай. И народа Эшар больше нет. Клан Крови почти поголовно истреблен больше ста лет назад. Араи разрушен, а теперь нет и пепелища на прежнем месте. Останется хотя бы что-то после Кира Харти — сына Эшар и Сакува или вся Салпа сгинет в Пагубе?

— Ты что-то сказал? — Каттими, переводя дыхание, остановилась под стеной замка иши.

— Почти ничего, — ответил Кай, снимая с пояса фляжку. — Подожди, сделаю глоток огненной воды из города, которого тоже больше уже нет. Но Хилан еще есть. И Зена все еще есть. Один из них здесь. — Он показал на стену замка иши.

— Один из них в покоях иши, или в покоях нынешнего урая Хилана, не знаю. Впору самому напрашиваться на аудиенцию. А вот еще один словно растаял. Но он тоже где-то в городе.

— Это все? — Она смотрела на него с тревогой.

— Нет еще, — тряхнул головой Кай. — Еще я не понимаю, что мы будем делать без глинок, и не знаю, как сладим с Харой. У него ведь вовсе никогда не было глинки. И его нельзя убить.

— Думаю, все когда-то происходит первый раз, — уверенно заявила Каттими и с досадой посмотрела на слякоть под ногами. — У меня сапоги промокли. Где же этот твой большой трактир?