Иуды и простаки

Слушайте дальше: «Москва говорила голосом народного артиста Юрия Левитана: «голос СССР» неподкупный вещатель нашей Правды, главный диктор радиостанции Коминтерна и сталинский любимец. Целые поколения выросли, слушая его: читал он и речи Сталина, и сводки «от Информбюро», и что началась война, и что она кончена». Сколько здесь невежественного вздора!

Во-первых, Коминтерн не имел своей радиостанции, но была радиостанция имени Коминерна. Во-вторых, Ю. Б. Левитан был не «главным диктором», а рядовым. В-третьих, работал он не на радиостанции им. Коминтерна, а на Всесоюзном радио. В-четвертых, о том, что «началась война», объявил не он, а Первый заместитель Председателя Совнаркома СССР, народный комиссар иностранных дел В. М. Молотов. В-пятых, народным артистом, в отличие, допустим, от ельцинско-путинского хохмача Якубовича («Поле чудес»), Левитан стал в 66 лет после почти пятидесяти лет работы на радио, за два года до смерти. В-шестых, Солженицын ведь с потолка взял, что Левитан был «любимцем Сталина», но, надо полагать, Сталин действительно ценил, уважал, вероятно, даже и любил мастерство диктора, как ценил, уважал и любил весь советский народ. А немецкие фашисты и отечественные выблядки, вроде власовцев, разумеется, ненавидели Левитана и его голос. Особенно с ноября 1942 года, когда он стал так часто объявлять о наших победах. Именно за это люто ненавидел Левитана и этот злобный маньяк. Ведь с какой ненавистью он писал в «Архипелаге»: «Москва лупила салюты…» И объявил в связи с всенародным ликованием 9 мая 1945 года: «Не для нас эта победа!» (Архипелаг, т. 1, с. 240). Конечно, и не для Власова, и не для Горбачева с Ельциным.

А фонтан жидоедства опять заработал: «Прослеживая дальше культурную работу, как пропустить в 30-е годы и всеохватные достижения композиторов-песенников. Тут Исаак Дунаевский, как утверждала официальная критика, писал «легкие для усвоения песни, прославлявшие советский образ жизни» («Марш веселых ребят», «Песня о Каховке», «Песня о Родине», «Песня о Сталине»).

Да, песни Дунаевского, не то, что нынешние, прославляли наш образ жизни, были легкими для усвоения, мелодичными, а главное – они правдивы и говорят о любви к Родине. Их пел весь народ. Взять хотя бы первую из них на слова В. Лебедева-Кумача.

Шагай вперед, комсомольское племя,
Шути и пой, чтоб улыбки цвели…
Мы покоряем пространство и время,
Мы молодые хозяева земли…

Так и было. А кто ныне хозяева земли, ее недр, заводов и фабрик? Смотрите все тот же журнал «Форбс». Там эти хозяева названы по именам. Сто красивейших имен…

Когда страна быть прикажет героем,
Из нас героем становится любой…

Ну, не любой, конечно, это естественно, не следует понимать буквально, тут поэтическое преувеличение, кое-кто стал не героем, а злобным клеветником войны, но отрицать массовый героизм советских людей во время Великой Отечественной на фронте и в тылу не посмел еще никто, кроме автора «Архипелага».

Мы можем петь и смеяться, как дети,
Среди упорной борьбы и труда, —
Ведь мы такими родились на свете,
Что не сдаемся нигде и никогда.

Что тут не так? Почти вся Европа, чуть-чуть потрепыхалась и покорно легла под Гитлера, а мы нигде и никогда не думали сдаваться, – даже в дни, когда враг стоял в 27 верстах от Москвы, даже когда он вышел к Волге, даже когда он водрузил свой флаг на Эльбрусе.

А «Песня о родине» Дунаевского на слова того же Лебедева-Кумача! Да это был наш второй гимн, ее мелодию ловили во всем мире – она была позывным Советского радио.

Профессор М. Белов писал недавно в «Патриоте» № 19: «С удивлением и возмущением услышал я недавно интервью «Радио России» патриарха Алексия, который утверждал, что слово «родина» до нападения фашистской Германии было у нас чуть ли не под запретом, что только когда пришла нацистская беда прозвучали слова «братья и сестры», вспомнили имена Александра Невского, Димитрия Донского, Минина и Пожарского». Профессор объясняет это нелепое заявление тем, что, мол, Алеша Ридигер был до войны малолетком и не помнит то время. Думаю, что дело не в этом. Когда началась война ему все-таки шел тринадцатый год, но, сын настоятеля церкви, жил он, за исключением последнего советского года перед войной, в буржуазной Эстонии. Возможно, там и был запрет на слова «родина», не знаю…