Иуды и простаки

Однако есть сфера жизни, где наряду с генералами и лейтенантами сохранились и титулярные советники. Это литература. Тут они всегда были, есть и будут. Так вот, у нас речь пойдет о титулярном советнике Радзинском, а генеральская дочь – Марина Деникина, недавно почившая дочь давно почившего и трижды погребенного генерала.

Как сообщает «Литературная газета», незадолго до смерти Марина Антоновна дала интервью, в котором рассказала о многих событиях, встречах, знакомствах своей жизни. Назвала Бунина, Ивана Шмелева, Марину Цветаеву… А журналист Евгений Данилов возьми да брякни: «А вам знакомо имя писателя, историка Эдварда Радзинского?» Боже, что тут произошло!

– Радзинского? – переспросила генеральская дочь. – Это тот титулярный советник, который написал о Николае Первом, о Распутине?

Вероятно, старушка не знала, что он написал еще о Сократе, Нероне, Иване Грозном, Сталине и о многих других.

– Я считаю, что он жулик, – решительно заявила Деникина. – Он два раза приходил ко мне до того, как писал о Распутине. Моя книга о Распутине тогда уже вышла, и я ее подарила титулярному советнику…

О, русская простота! – сразу воскликнул я, прочитав это. Как и следовало ожидать:

– Он скопировал целые страницы. И когда вышла его книга, я думала делать ему процесс…

Тут мне вспомнилось одно несколько более раннее ограбление другой старушки. В 1981 году московский журналист Дружников (Альперович) разыскал в Крыму, в Алупке, Татьяну Семеновну Морозову, – не генеральскую дочь, а родную мать известного всей стране Павлика Морозова, зверски убитого в 1932 году пионера. Явился к ней под именем Ачильдиева (вторая линия обороны) и с выражением великой дружеской заинтересованности стал задавать восьмидесятилетней старушке ловко сформулированные, двусмысленные вопросы. Матери – о, святая русская душа! – и в голову не могло прийти, что с ней беседует литературный жулик, который даст ее словам совершенно иной смысл и характер в своем сочинении «Вознесение Павлика Морозова», где ведь правдиво подчеркнет: «Я встречался с матерью моего героя». Прощаясь, он целует ей сухонькие руки, вынянчившие пятерых детей, из которых к тому времени четверых она уже поминает за упокой. «Храни вас Бог в дороге!» – говорит старушка. Он низко кланяется и исчезает. Спешит в Москву к письменному столу, где второй раз убьет ее сына. А сделав свое дело, укатит в Америку. Им все равно кого грабить – генеральскую дочь или скромную труженицу.

Но вернемся в Париж:

– …Я думала делать ему процесс. Он мне позвонил из Москвы, потому что чувствовал, вероятно, назревающую для него неприятную ситуацию. Я ему сказала, что собираюсь с ним делать процесс. Он был крайне озадачен. В конце концов я никакого процесса не делала, слишком это дорого и длилось бы долго. Так что я его не люблю.

Бедный Эдик! Никто его не любит, никто – от здравствующего бордово-красного большевика Владимира Бушина до покойной дочери белого генерала. Первый из них тоже с удовольствием сделал бы ему процесс за диверсию против русской культуры, за клевету на советскую историю, но дорого, пенсии не хватит, и он ограничился двумя статьями о титулярном советнике – «Театр одного павлина» и «По завету помешанного».

Какого помешанного? А это, видите ли, его папа, по собственному признанию сына. Он был «тонким интеллигентом, помешанным на европейский демократии» и на общечеловеческих ценностях, еще и обожал Керенского, в коем видел живое воплощение того и другого. Поэтому, говорит, он «всю жизнь прожил под топором». А уже на смертном одре завещал сыну: «Милый Эдик, я ухожу в лучший мир. Ты остаешься в худшем из худших – в социалистическом. Но как тебе будет ни трудно, умоляю, напиши испепеляющую книгу о Сталине, которого мы с Троцким так не любили». И сынок лет пять тому назад выполнил завет помешанного родителя, написал полпудовую книгу о Сталине. О, это нечто! Кому интересно – до сих пор лежит в магазинах.

Вот я и думаю, что Радзинский не явился на великие похороны в Донской монастырь только из-за боязни, как бы старушка Деникина своей сухонькой дланью тут же не сделала бы процесс его ланитам, процесс мгновенный и абсолютно бесплатный.

* * *

Через отца и мать титулярного советника прямая дорога к раскрытию второй тайны века. Радзинский-старший о своей молодости мог бы сказать словами Пушкина: «Я жил тогда в Одессе пыльной…» Но в отличие от великого поэта он не писал там бессмертные стихи, а издавал газету не то «Штурм», не то «Натиск». Однако после революции, разумеется, оказался в Москве. Ехал, возможно, в одном пломбированном вагоне с Исааком Бабелем, Эдуардом Багрицким, Верой Инбер, Семеном Кирсановым, Ильфом и Петровым и Корнеем Чуковским… (Впрочем, нет, Чуковский укатил раньше и сперва в Петербург, а уж потом, когда Сталин построил в Переделкине дачи для писателей, – в Москву.)