Иуды в Кремле. Как предали СССР и продали Россию

Образованию ГКЧП предшествовали пять лет «перестройки», позднее метко названной «катастройкой». Точнее не скажешь — страну вполне, повторяю, сознательно вели к катастрофе, и к лету 1991 года она уже почти стала фактом. 12 июня прошли выборы Президента Российской Советской Федеративной Социалистической Республики, и им стал с огромным перевесом Борис Ельцин. Советский народ сам избрал будущего палача Советской власти.

А начался 1991 год с того, что 13-го (ну совершенно случайно 13-го) января в Вильнюсе был спровоцирован штурм митингующей толпой Вильнюсской телевизионной башни. Пролилась кровь…

«Вильнюс-91» стал намеренным предвестием «Москвы-91», — ведь к тому времени все высшие государственные структуры в Москве и столицах союзных республик были нашпигованы провокаторами так же густо, как филипповская сайка — изюмом.

Не стал исключением и ГКЧП. Даже в нём самом одну из ведущих ролей играла такая сомнительная личность, как председатель КГБ «андроповец» Крючков. Так, как этот «чекист № 1» «действовал» в те мутные дни, мог действовать или непроходимый глупец, или хитрый подлец. Приверженцы Крючкова могут выбирать любой вариант, но, как говаривали древние римляне, «tertium non datur» — «третьего не дано».

Горбачёв в это время находился в Крыму, в Форосе. Само существование СССР уже ставилось под сомнение, в союзных республиках правил бал самого гнусного пошиба национализм, а Горбачёв «отдыхал» на юге. Всё это, конечно, было шито белыми нитками, но вот же — вполне серьёзные, казалось бы, люди, члены ГКЧП — далеко не дети, позволили провести себя как детей и стали мальчиками для битья.

Особенно странно повёл себя министр внутренних дел Пуго — уж он-то ни глупцом, ни провокатором не был. Впрочем, вряд ли московские силы МВД СССР тогда Пуго подчинились бы — одурение в Москве было почти всеобщим.

Реальным (точнее — зримым, находящимся на виду) хозяином Москвы — при «живом» ГКЧП — становился тем временем Борис Ельцин. В ночь с 21 на 22 августа Горбачёв вернулся в Москву, но от контроля ситуации отстранился — что само по себе, с учётом его положения как Президента СССР, было вообще-то государственным преступлением.

Впрочем, тогда всё, что творилось в столице СССР и в столицах союзных республик, было государственным преступлением.

Горбачёв прилетел в Москву ночью, а ранним утром 22 августа 1991 года я приехал в Москву поездом из «ядерного» «Арзамаса-16» (ныне — Саров Нижегородской области).

Говорят, лучше раз увидеть, чем сто раз услышать. Что ж, уже в первый же московский день я увидел, да и услышал много такого, что дополнительно проясняло и так уже стремительно проясняющуюся (если смотреть открытыми глазами) ситуацию.

Ниже я приведу ряд зарисовок тех дней и надеюсь, что они будут читателю интересны и полезны — ведь из всего множества тогдашних впечатлений я отобрал для книги наиболее показательные. Это были те «капли», в которых отражался весь взбулгаченный на ровном месте СССР образца 1991 года.

Добраться до Москвы я хотел уже на следующий день после образования ГКЧП — очень уж хотелось хоть что-то кому-то подсказать. То, как вели себя его члены, заставляло вспоминать нецензурную, увы, лексику — телевизионные каналы были заполнены сценами из «Лебединого озера», прочей классикой, и всё.

Было видно, что ГКЧП не имеет чётких целей и не готов ставить их перед народом. Соответственно возникали обоснованные сомнения в том, что это кончится чем-то путным. Тем не менее, поскольку кое-какие знакомства в столице у меня тогда уже были, я решился ехать, взяв на три дня отпуск за свой счёт.

Главный режиссёр театра имени Ленинского комсомола Марк Захаров готовился публично — перед телекамерой — сжечь свой партийный билет, а я, перманентно беспартийный, пришёл перед той поездкой в городской комитет КПСС «Арзамаса-16» и познакомился с его первым секретарём.

В Горьковской области имелось два Ивана, первых секретаря горкомов. Иван Скляров был первым секретарём в горкоме настоящего Арзамаса, а Иван Никитчук — в горкоме «Арзамаса-16» (собственно, последний горком с 50-х годов именовался в партийных документах «Кремлёвским», по закрытому названию «Арзамаса-16» — Кремлёв).

Иван Скляров оказался ренегатом и тут же перебежал к ельцинскому «мальчику» Борису Немцову в вице-губернаторы.

Иван Никитчук остался коммунистом и в первые «ельцинские» дни горя натерпелся — только что в узилище не попал.

Позднее нам пришлось вместе съесть не один пуд соли (к 2011 году такой счёт давности знакомства перевалил у нас пудик на четвёртый), а тогда мы только познакомились. В итоге я уехал в Москву по командировке горкома (аванс мне, впрочем, выдать не успели, а по возвращении оплачивать поездку было уже некому).

Когда я собирался на поезд, Москва начала вдруг транслировать вместо музыки Мусоргского речь Руслана Хасбулатова — ельцинского председателя (или — предателя?) Верховного Совета РСФСР. Стало ясно — катастрофа разразилась. Однако в Москву я всё же уехал.

Вот только путёвку горкома спрятал в сумке так, чтобы найти её было непросто.