Юджиния

Он бросился плашмя на свежую могилу, губами ткнувшись в землю. И так затих — заключив в объятия холм.

Он пролежал неподвижно до полудня. Пока догадавшаяся и приехавшая Клуиз не увезла его обратно.

Все свои дни он проводил с Юджинией на холме, который назвал «Юджиния».

Еду вечерами наверх, когда он возвращался, приносила безмолвная Дайана.

(Честно признаться, Александр не мой герой, и пишу я о нем неохотно. Темы богатства и бедности, дна и верха — не новые и избитые, что толку повторяться. Но есть в нем что-то такое, одна такая черта, черточка, которая, проявись в любом другом, хоть на сотую часть, уже заслуживала бы внимания. А он — тем более. В нем эта черта была сполна. И вот, из-за нее и пищу.)

Две недели спустя он встретился с нотариусом; подписав все бумаги и документы, он вышел на улицу совершенно нищим, вернув все. Оставшись без цента в кармане, таким же, как и был. Какую-то сказку тому назад.

К полуночи он собирал свои книги и альбомы по живописи, подаренные Юджинией. Из всех вещей он взял несколько платьев Юджинии, которые были наиболее символичны для него. А также матроску, в которой он возил ее — в машине. В прежние времена… Невероятно, но платья хранили аромат ее кожи, тела…

Он не услышал, но, скорее, почувствовал запах Клуиз и обернулся. Это было святилище, в которое никто, никогда, ни одна женщина не заходила.

— Я пришла попрощаться. Я знала, что ты уйдешь… Я не думала, что так быстро.

Она приблизилась к нему, обняла за шею и приникла к его губам. В благодарность за все то, что она сделала, он не отстранился, а стоял, забывшись, не двигаясь. Получился долгий поцелуй в губы. Гораздо дольше, чем положено родственникам. Хотя кому, кем, что положено?

В шесть утра он переступил порог своей квартиры. На стене висел большой портрет Юджинии, смотрящей нежно на него.

Через неделю он обнаружил в почтовом ящике письмо — в тонко надушенном конверте. Это было послание от Клуиз.

Через шесть месяцев он поставил точку, закрыв большую тетрадь, на обложке которой было выведено «Юджиния».

Эпилог

Он взял скальпель (прощальный папин подарок), который возил с собой всегда и везде — годы. И рукой, которой писал, с нечеловеческой силой вдавил его в кисть, перерезая там все: и вены, и сухожилия. Потом развернул его и вдавил вдоль и вглубь… Забыв все на черном свете, кроме имени — Юджиния.

Они соединятся навсегда. Там — наверху.

Постэпиграф

А вы на земле проживете,
Как черви слепые живут:
Ни сказок про вас не напишут,
Ни песен про вас не споют.

Сентябрь 1980 г.

Анн-Арбор

Апрель 1984 г.

Август 1994 г.

Нью-Йорк