Ровно в двенадцать часов Юджиния вышла и сказала, что приглашает его на ленч. И они поедут в северную часть города.
И только в этот момент он заметил, как одета Юджиния, и удивился. Обычно в школу, как и все американские девочки, она носила легкие джинсы, натуральные юбки с маечками или неброские платья — папа просил, чтобы она одевалась в школу скромно. Он часто думал, глядя на нее, что такой скромности позавидовали бы все девочки Москвы.
Сейчас она сняла верхнее одеяние и очутилась в красивом темно-синем удлиненном платье — точно приталенном, облегающем ее, как будто собственная кожа, — с ниткой жемчуга на шее. Туфли тоже были цвета жемчуга. (Ему нравился ее вкус.)
Она выглядела особенно.
Едва они остановились, как машину тут же забрали. Она взяла его за руку и повела.
Управляющий ресторана два раза низко поклонился, поцеловав ей руку и повторяя, как они рады и что все готово.
Как на диво дивное смотрел Александр на нее: первое — что такую маленькую девочку можно так уважать и почитать, второе — эта самая девочка заранее все приготовила и заказала.
Их отвели в полузакрытую кабину, где все уже было сервировано. Стол был застелен золотой скатертью, и свеча горела в серебряном подсвечнике.
Управляющий дождался кивка Юджинии, и что только не начали носить на их стол! Александр подумал, что стол развалится, ему даже стало жалко его. И он погладил под столом его ножку.
Юджиния сидела, замерев, словно с маской вместо лица. И он впервые разглядел это лицо. Оно было необыкновенно. Почти без грима. Юнее греческого начала, когда Греция была детством человечества, а человечество было детьми. Тогда на их лицах не было порока.
Слегка мягкий овал лица подчеркивал ее высокие скулы. Ноздри чуть расширялись и, казалось, с волнением усмирялись хозяйкой, красивые глаза смотрели на него и не упускали ни одного движения.
Она была не то что прекрасна, а чарующа, притягательные зовущие флюиды исходили, отделяясь, от нее.
Вот она, юная красота, подумал он, совершеннейшая во всем мире, самая красивая из созданного в нем.
И почему-то почувствовал себя старым, на мгновение, на секунду, на минуту. Он был заворожен и потрясен тем, что увидел (всегда прозревая позже…). Потом, напрягшись, стряхнул с себя все. Она была ему не равной, она была д о ч ь$7
Они сидели не шевелясь, забывшись, и только глаза познавали друг друга. Потом она опомнилась, слегка повернулась и сказала:
— Мы можем есть.
Они улыбнулись одновременно, впервые взаимно. Какое-то напряжение спало, и они почувствовали освобождение.
Что это была за трапеза, сказать трудно — пожалуй, трапеза предчувствия,
Стол был уставлен разными салатами, которым он и названия не знал, не видел никогда и не представлял, что такие существуют. Даже на картинках.
Безмолвно возникающие официанты по кивку появлялись, что-то добавляли, убирали и исчезали. Она ела немного и была чуть-чуть задумчива.
— Юджиния, что-то случилось?
— Нет, все прекрасно, — ответила она, улыбнувшись натянутой улыбкой.
Он видел, как люди входили и выходили из зала. И ничего не понимал. Хотя все было просто: она дочь хозяина, он возит ее, и из сожаления, то ли скуки или тоски она пригласила его в этот ресторан. Правда, он уже понимал, что все это не от скуки и не так все просто.
С давних лет у Александра была привычка: носить все деньги с собой. И сейчас он был рад, что у него есть пятьдесят долларов, и в душе успокаивал сомневающуюся мысль, что ему их хватит, чтобы заплатить.
Возможно, это была дурацкая привычка, но он не любил и не переносил, когда за него платили женщины.
Он чуть не испугался, когда Юджиния сказала:
— Ты хочешь что-нибудь горячее?
— Абсолютно нет, спасибо большое.
Так бы денег точно не хватило, подумал он.
Она сделала движение, и через несколько недолгих мгновений официант положил перед ней на подносике белый конверт.
Она потянулась к своей кремовой сумке, лежащей на скатерти золотого цвета. Он перехватил ее руку, впервые коснувшись Юджинии. Она вздрогнула, но руки не убрала. Их глаза на мгновение встретились.
— Только, пожалуйста, не надо. Прикосновение как током пронзило ее, но она не удивилась, она уже давно знала, что от него исходит ток.
Она достала из сумки флакон и коснулась тонкого виска.
Вдруг ей стало смешно, она поняла:
— Почему ты?
— Потому что я все-таки…
— Нет, я, я пригласила тебя,
— В этот раз заплачу только я, или мы никуда не уйдем отсюда.
Она, казалось, совсем развеселилась:
— Нет, я. И только я!
Он быстро протянул руку к подносику. Она успела тоже. С двух сторон их руки тянули подносик. Вернее, она удерживала, а он старался отнять. Он не тянул сильно, чтобы не сделать больно изящной кисти ее руки.
Она весело смеялась:
— Нет, я! Нет, я!
Он не говорил, только просил ее глазами, и был серьезно увлечен тем, что происходило. Наконец Юджиния уступила:
— Хорошо, ты.
Он взял подносик к себе и молил Бога лишь об одном: чтобы цифра была не больше двузначной. Рывком он перевернул белый квадрат: это была открытка с благодарностью, что они посетили ресторан.