Юджиния

Александр взял его к себе, у него стояла вторая кровать, и уговорил две семьи соседей-эмигрантов, с которыми они делили общую квартиру, разрешить ему пожить, потому что тому просто некуда было идти.

Очень неохотно они согласились, хотя это был лишний человек на кухне, в ванной и туалете, которыми и так пользовались девять человек. И очередь с утра в ванную или туалет (совмещенные) была на сорок минут.

Они прожили этот месяц — двое — на одно пособие Александра, деля последнее. Александр готовил на двоих, чтобы не раздражать соседей появлением лишнего человека на кухне. Потом началась еще одна трагедия: итальянка нашла себе неаполитанца и уехала в Милан. Александр достал ему деньги, заложив кольцо, которое было сейчас на пальце Юджинии, на проезд. И Миша ездил объясняться в Милан.

К концу сумасшедшего месяца влюбленный получил визу в Америку и вроде с итальянкой успокоился. Он уже предвкушал американок.

Александр, получив пособие на следующий месяц двадцать пятого числа, купил ему костюм с жилетом, так как знал, что это нужно, чтобы найти работу в Америке и ходить на собеседования. Как его учили все. У Александра костюм был.

После Мишиного отлета он остался совсем без денег и месяц перебивался дешевыми спагетти и картошкой, едва не подыхая от голода и загибаясь от болей в животе. Продав серебряный портсигар, который переходил в семье из рода в род и принадлежал его деду, он выкупил кольцо. Александр всегда с ужасом вспоминал эти последние полтора месяца в Риме и с содроганием думал о них. Он не представлял, что можно дойти до такой степени нищеты, тем более на Западе, куда он рвался душой и телом. Но не жаловался. Сам выбрал — сам и расхлебывал.

Миша обещал написать из Америки, но никогда не писал. Ни что там, ни как там, в Америке. Он не слышал о нем ничего два года. До той встречи, свидетельницей которой была Юджиния.

Она обняла его и поцеловала:

— Ты — добрый.

Он не рассказал ей еще тысячи мелких и крупных деталей, весьма красочных, связанных с последними полутора месяцами в Риме.

— Нет, я не добрый. Я как все. Просто для меня друзья всегда были всем.

Но этому другу он, правда, отдал много, все, что имел. Когда сам не имел ничего.

Просто отдавать, когда есть, трудно — когда нет.

Поэтому то, что собирался делать сейчас, он не считал большим делом.

В Лос-Анджелесе они жили не в отеле, а в доме, который принадлежал мистеру Ниллу, в Беверли-Хиллс, и был приготовлен к их приезду.

Лос-Анджелес ему показывала Юджиния, и от этого он был еще приятней. Однако все напоминало типичный американский город (Чикаго, Бостон, Детройт, только разной протяженности), с центром и пригородом. Индустриализация все-таки делала Америку деревней. Но не ему судить, не ему критиковать. Потом был Сан-Франциско, который ему очень понравился, это был кусочек Европы, растворенный в Америке. К тому же с приложенными восточно-экзотическими культурами. И эта смесь напоминала ему о прежнем.

Они жили в высотном отеле, из окна которого был виден весь Сан-Франциско как на ладони: горбатые улицы, стрелою вытянутые мосты, стрельчатые небоскребы, беззвучно дребезжащие трамвайчики и громадные — без зыби, неволнующиеся пространства океана. Так вдохновленно он себя не чувствовал еще нигде. Он любил воду, смотреть на нее, и океан мог вдохновить на все, что угодно. Величие воды, которое не осознают люди, а воспринимают как должное. Воплощенное в море, реке или океане.

Юджиния, казалось, наелась крабов в Сан-Франциско во всех видах и вариантах на полжизни вперед. Но это только казалось. Она целовала его солеными губами сразу после крабов и говорила, что он, естественно, лучше. И вкуснее.

Они еще посетили две известные семьи, друзей ее отца, и два до неприличия богатых обеда, данных в их честь. Он первый раз, забывшись, увидел, что такое Юджиния, если ее не останавливать, когда она ест десерт, торты и сладкое.

И через несколько дней они перелетели в город игры, карт, денег и металла. Он давно ждал этого момента, еще с прочтения «Игрока» Достоевского, и был уверен в себе. В Лас-Вегасе он выиграл пятьдесят тысяч долларов за один вечер. Это было невероятно, после того как игорные дома перестали принадлежать мафии (которая давала выигрывать) и их взяло под надзор государство, которое не давало выигрывать. И, испугавшись, тут же проиграл их все. Памятуя поговорку: кому везет в игре, не везет в любви. А он хотел, чтобы ему везло в любви, тем более в любви с Юджинией.

В эту ночь они очень долго целовали друг друга.

В одно из утр он встал и увидел под ее глазами круги. И понял, что достаточно. Она не проронила ниединого слова, ни одной жалобы, но он догадался, что она устала от перелетов и переездов. С этими каньонами, пустынями, музеями и достопримечательностями. Какое слоновое слово.

Она, открыв глаза, смотрела на него.

— Юджиния, сегодня мы улетаем отдыхать.

— Правда?! — Она обхватила его шею. Потом подумала: — А разве до этого мы не отдыхали?

— До этого было ознакомление с исторической страной Америкой и ее побережьями. Теперь ты переутомилась и время отдыхать.