– Хо, Иткару, геологу и вождю племени Кедра, шибко жалко будет, если Улангай совсем помрет. Маленько звал Иткар Югану и Шамана с Таней в Нефтеюганск, на Тюменскую область. Хорошо и дружно там люди живут: нефти много, пушнины много, денег у всех как листьев в листопад. – Сказав это, Югана помолчала немного и начала говорить о другом: – Вождь племени Кедра будет жить в Улангае всегда. Геолог Иткар говорит, что нефть «вылезай» шибко глубоко под землей спит.
– Не «вылезай», Югана, а па-ле-озой… Палеозойские отложения на большой глубине… – перебив эвенкийку, пояснил Андрей Шаманов.
– Хо, так-так, правильно сказал Шаман, – согласно кивнула головой Югана. – Иткар поедет в Томск. Надо Петку-журналиста искать там. Надо Петку Катыльгина звать на Вас-Юган, его перо дух правды…
– А может быть, прав Иткар, надо всем уехать из Улангая… Хотя бы к нам, в Кайтёс. – Помолчав, Власта Олеговна возразила своему предложению, сказала: – Нет уже смысла ехать вам в Кайтёс – рухнуло селение, как и Улангай. А вот в Нефтеюганск стоит поехать, город молодой, добролюдный.
– Хо, как можно ехать совсем? У родины нет крыльев и ног, она не ходит и не летает за тем, кто ушел с ее земли. У Шамана, вождя племени Кедра, есть своя земля; есть молодой вождь Орлан, которому надо передать великие урманы Вас-Югана, – сказала Югана по-эвенкийски и потом, посмотрев на Перуна Владимировича, пояснила по-русски: – Шаман и Таня Волнорезова да еще Петка-журналист пойдут с Иткаром искать, где живет «вылезай», – Югана посмотрела на Андрея и, спохватившись, поправилась: – Маленько плохо язык Юганы говорит русское слово – палезай…
– Па-ле-озой, – подсказал Андрей.
– Осенью Шаман, вождь племени Кедра, уведет к себе в Улангай Богиню, жену, – сказала Югана, заглянув в глаза Власте Олеговне, как бы прося согласия.
Не клеился послеобеденный разговор. На Андрея напала тоска, заныло сердце. Думал он о том, что ему уже сорок семь лет, а Богдане всего-навсего двадцать шесть. И может быть, Русина, мать Богданы, сейчас отговаривает дочь, просит, чтобы та одумалась и не выходила замуж за вдовца в годах. И только в глазах Перуна, этого великого потомка древних русских жрецов, черпал Андрей Шаманов поддержку: «В твоих жилах течет кровь вождей племени Кедра. В свои сорок семь лет ты еще мальчишка. Погляди на мою Власту Олеговну, она моложе меня на пятьдесят лет, А ты нос повесил…» От таких мыслей на душе Андрея стало легче, он улыбнулся, посмотрел в глаза Власте Олеговне, и та в ответ улыбнулась, потом, взглянув в окно, сказала:
– Наш дед Ефрем почту принес. У калитки машет рукой.
– Три письмеца пожаловали, – обрадованно сказал Перун Владимирович, когда Власта Олеговна принесла газеты, журналы, письма.
– Почитай-ка нам, Властушка, что там и откуда… – попросил Перун Владимирович.
Власта Олеговна села рядом с Перуном Владимировичем на стул с жестким сиденьем. Не любила сидеть она при гостях в мягком кресле. Взяв первый конверт наугад, вскрыла костяным ножом.
– Это пишет Агаша Немтырева из Медвежьего Мыса, – пробежав начало письма глазами, сказала Власта Олеговна и, улыбнувшись, посмотрела на Югану.
– Хо-хо, Агаша! Пошто не знать Агашу… Приезжала она в Улангай хоронить Андрониху, родную сестру свою; потом разные вещи к себе в районный поселок увезла, – говорила Югана радостным голосом, как будто встретилась со своей давней подругой или близко знакомой женщиной. – Читай дальше, жена русского вождя Перуна, Югана маленько послушает голос, кинутый Агашей на бумагу.
– «Дорогой мой батюшка, Перун Владимирович, – начала читать Власта Олеговна, четко выговаривая каждое слово, – «слых» давно идет по земле юганской и на меня случайно попал от знающих людей на базаре райцентра… Еще моя сестра, ныне покойная, сказывала, что ты омолаживаешь стариков и старух; что сам живешь второй уже век, может быть, и поболее, да в тайне держишь свой возраст. А вот как мне быть? Я быстро старею…»
– Хо, Югана тоже всегда хочет быть молодой!.. – сказала эвенкийка, лукаво посмотрев на Перуна Владимировича.
Первым расхохотался Андрей, потом Власта Олеговна заулыбалась, прикрыв глаза ладошкой. А у Перуна Владимировича лишь заискрились глаза хитринкой.
– Ну-ну, Олеговна, читай дальше. Очень даже любопытно, какой обо мне «слых» идет на базаре, – попросил Заболотников.
– «…Мне шестьдесят годов, перед Христовым воскресением минуло, – продолжала читать Власта Олеговна, – муж у меня, Гурий Фурманович, с войны пришел сильно поранитый, вскоре помер».
Биографию Агаша описала с подробностями: не утаила, чем и когда болела, напомнила, что у нее было двое детей, но померли в малолетстве. И теперь осталась одна-одинешенька. И просит пригласить ее в Кайтёс, так как желает помолодеть, потом выйти замуж и хоть несколько годочков пожить в радости. А то обидно: ее поколение жило в годы неурожайные да военные и вся тяжелая работа лежала на женских плечах. А теперь вот, когда жизнь пришла краше дворянской, старость тяжелой тучей наползает.