Югана

Заслышав перестук двигателя какой-то речной посудины, вышел Михаил Гаврилович на крыльцо. Чуть ли не напротив дома остановился скороходный катер. Восемь милиционеров сошли на берег. Один, видимо старший, направился к самоходной барже, а остальные подались к дому деда Чарымова.

– Добрый день, дедушка! – поздоровался молодой лейтенант, подошел к крыльцу, сел на приступку, остальные присели тут же, на сосновое бревно, из которого Михаил Гаврилович хотел нынче поутру тесать столб для уличных ворот.

– Чего-то не припомню, чтобы целым взводом в гости к нам наезжали милиционеры, – сказал Михаил Гаврилович и, посмотрев на молодого лейтенанта, досказал: – Нешто убили кого или обворовали?

– Да нет, дедушка, дано указание из области: провести по всему нашему району противопожарную инспекцию… Прицепили нас на помощь пожарникам. Каждый колхоз, артель обязаны иметь мотопомпы, другую пожарную технику.

– Что ты мне заладил про пожарников? – хитровато сощурив глаза, сказал Михаил Гаврилович. – Вы-то зачем у нас, в Улангае, объявились?

– Я тебе, дедушка, об этом и толкую. Вон на той посудине имеется рация. Так по ней, по рации, получен приказ начальника милиции немедленно попутно остановиться в Улангае и навести порядок. Тут у вас какая-то бабушка с мальчуганами-подростками, бабахая из револьвера, загнали рабочих совхоза на баржу и не пускают на берег. А тем срочно нужно производить работу по разборке и перевозке здания… Где сейчас эта бабушка с ребятишками? – спросил лейтенант и принялся снимать сапог, чтобы перевернуть портянку.

– Кто из вас старшим будет? – поинтересовался Чарымов и, поднявшись со скамейки, сделал несколько шагов, сел рядом с лейтенантом на приступку крыльца.

– Капитан Соловьев у нас за старшего, – ответил лейтенант, когда заново перевернул портянку и натянул на ногу еще мало разношенный сапог.

Вернувшись с самоходной баржи, капитан Соловьев открыл калитку, вошел в ограду и, поздоровавшись с Михаилом Гавриловичем, присел на ступеньку крыльца, вынул из планшета написанный протокол и сказал:

– Подпиши, дедушка, эту бумагу.

– Эта бумажка – не промокашка, забодай тебя комар… Видать, она в дело будет подшиваться, как лисий хвост к бабьему воротнику, – неохотно взяв протокол из рук капитана Соловьева, сказал Михаил Гаврилович и, достав очки из нагрудного кармана пиджака, внимательно посмотрел, что там написано,в этом протоколе. – Ты читай сам, капитан, эту стряпню. Глаза у меня сильно дальнозоркие, а очки мельтешат.

– Хорошо, слушай, товарищ Чарымов… – капитан начал читать: – «Югана Кулманакова с четырьмя подростками, братьями Волнорезовыми, из хулиганских побуждений совершили вооруженное нападение на рабочих совхоза, которое выражалось в следующем: Югана произвела выстрел по рабочим из короткоствольного оружия – ракетницы, которая была заряжена крупной солью. Подростки, четыре брата Волнорезовы, угрожали рабочим холодным оружием, промысловыми ножами самодельной работы».

– Так-так, – удивленно разведя руками, сказал Михаил Гаврилович, когда внимательно прослушал все содержание протокола. – Значит, хулиганка Югана с четырьмя париями совершила нападение на рабочих… И все рабочие совхоза, команда самоходной баржи поставили свои подписи под этой бумагой. Я, молодые люди, на эту протокольную чепуху своей подписи не дам, руки не приложу. Вранье все в вашей бумаге. Югана стреляла из ракетницы не в рабочих, а в небо – предупредительный выстрел…

– А почему вы так думаете? – недовольно качая головой, спросил капитан.

– Тут ваш лейтенант, вот он сидит рядом, сказал, что вы на самоходку унесли разрешение на слом школы и что рабочие сейчас начнут здание растаскивать по бревнышкам. Так это? – требовательно спросил Михаил Гаврилович и постучал ногтем указательного пальца по плахе крыльца, как дятел клювом.

– Да, есть разрешение не только на слом школы, но и на то, чтобы взять у вас трактор с вездеходом и передать в Бондарский совхоз… Так что все это делается на законных основаниях. Не согласен, тогда запишем, что свидетель от подписи отказался.

– Постой, капитан, не трезвонь. Послушай меня, старика. В этой школе работала учительницей мать Кости Волнорезова, и сам он учился в этой школе, и сыновья его учились в этой школе, пока не прикрыли ее. А строил школу, еще до войны, учитель Гриднев по своим чертежам. Только недолго пришлось ему учительствовать. В войну ушел на фронт – с войны вернулся без обеих рук. Мел, обернутый берестинкой, брал в зубы и писал на классной доске… Учил ребят грамоте. Умер он за неделю до Дня Победы. Осколок от снаряда у него под сердцем сидел. В этой школе учился Толя Чахлов. Он стал потом летчиком-испытателем. В этой школе учился Витя Плуталов. В войну он стал генералом. Спит около Берлина в солдатской могиле. Так вот, дорогой мой капитан Соловьев, когда от всех тех, кого я назвал, у тебя будет разрешение, вот тогда-то и пусть ломают школу…