В старину муж супругу ласково
Называл не иначе – «барыней».
Жизнь свою проживая набело,
Дорожил ею, богом даренной.
Защищал от молвы неправедной,
Укрывал от нужды и холода,
Соблюдая негласные правила,
Честь ценил он дороже золота.
Замуж женщина шла уверенно,
Был опорой муж, стенкой каменной,
Безоглядно мужчине верила
И любила его пламенно.
Не боялась невзгод нечаянных,
Рядом он, и бояться нечего,
Сыновей рожала отчаянных.
Только нет ничего вечного…
Позабыли люди те правила,
Утеряли былые понятия,
Жизнь иные акценты расставила,
Заключив их в свои объятия.
Скрипка Страдивари
Из-под руки великого маэстро
Рождается пленительный изгиб,
За ним непредсказуемо, чудесно
Вдруг образ удивительный возник.
А мастер жизнь вдохнул в свое созданье,
Запела скрипка под его рукой.
И звезды отвечали ей мерцаньем,
Дубрава подпевала ей листвой.
Она была прекрасна, совершенна,
Как девушка в преддверии венца.
Рождаясь Афродитой в звуке пенном,
Она пришла, чтобы пленить сердца.
Она придет
Когда любовь уходит, не держи,
Покорно ее путы развяжи.
Ей пожелай счастливого пути,
А боль уйми и слезы осуши.
Смирись, надежду в сердце затая,
Та, что ушла, – чужая, не твоя.
Твоя придет и осчастливит вновь
Прекрасная волшебница любовь!
Евгений АБАКУМОВ
Стиль жизни
Вот уже несколько минут правый глаз упрямо не желал открываться. После нескольких поступательно-вращательных движений правой верхней конечностью Степану все же удалось восстановить оптическое равновесие, а заодно и мысли. И если первое еще могло Степу порадовать, то вот мысли почему-то вводили его в состояние космонавта после тренировки: все интеллектуальные изощрения сливались в тугую мозгоплавкую массу, а где-то в недрах подсознания околачивались фразы наподобие: «…пожелаем же нашему…», «…так пусть же…» и тэ пэ. Фразы крутились, как взвинченные детские волчки, причем самой взвинченно-волчковой дрыгалась: «…так выпьем же…» – и, сталкиваясь с остальными, приводила мозги, желудок и Степу ну в полную нирвану.
Сообразив, что до сих пор трет глаз и вспомнив, что «если долго глаз тереть, очень можно умереть», Степан прекратил тиранить око и начал неспортивно выползать к балкону – скоро должна была прийти Валентина, а состояние «витязь на распитье» среди послевчерашней квартиры плохо вписывалось в начинающиеся романтические отношения. Восстановленное оптическое равновесие позволило Степе пронаблюдать открывшийся окружающий мир. «Какое все зеленое, какое небо синее. Только наоборот», – заметил про себя наблюдатель. Пережевав несколько кусков свежего утреннего воздуха и тем самым поднявшись по эволюционной лестнице повыше к человеку, Степа «восторженно-уныло» побрел в ванную, где, глянув в зеркало и чертыхнувшись на тему «человек – это звучит гордо», начал осуществлять хэдендшолдерсно-жилеттные операции. Преодолев таким образом еще несколько эволюционных ступенек и одевшись, он глянул на себя в зеркало в прихожей. На Степу тут же уставился почти двухметровый и теперь уже двадцатипятилетний брюнетистый Ален Делон в легком весеннем плаще. «Еще сигару в зубы – и вперед, рекламировать чудесную силу алкозельцера», – подумал эволюционер.
Сбежав (пардон, спустившись, как и полагает человеку, пережившему столь большую нагрузку) по ступенькам и поздравив по пути соседа с новым фингалом (сосед, впрочем, безрадостно воспринял такую внимательность к обновке), Степа продефилировал к ближайшему киоску. Бегло глянув на табачно-винно-кондитерские изделия, Ален Делон почувствовал спазмоподобные обиды желудка. «Это ж надо было так вчера…» – раздосадовано подумал Степан и погрузился в детальное изучение продукции Pepsi.