Белый свет фар вырывает бесконечную дорогу кусками. По радио тихо шуршит какая-то грустная песня. Прислушавшись, я вспоминаю – это моя любимая песня, под нее мы всегда танцевали. Медленно. Он всегда смотрел мне в глаза. Его взгляд был добрым, вначале он мне казался пугающе-нежным. Но потом я привыкла и стала замечать, что такой взгляд был только у него. Влюбленный. Никто больше так на меня не смотрел.
От слез помутнело в глазах. Быстро стерев их рукой, я вновь погрузилась в темноту ночной дороги. Черные деревья тянулись по обе ее стороны, как стражники, они нависали и подавляли. Деревья были огромными и закрывали звезды, которых и так было немного.
Да, такое бывает. В конце концов, ничто не вечно, но… Я только начала верить в сказку, как вдруг она исчезла. Лопнула, как мыльный пузырь.
Я научилась мечтать, и сейчас, слушая рык двигателя и тихое звучание радио, я сожалею об этом.
Люди устают, такое бывает…
Я научилась любить, я смогла полюбить – разве этого мало? Я должна быть благодарна ему, судьбе за этот шанс. Но… если бы я знала, что будет так больно, я… предпочла бы ничего этого не испытывать. Оставаться холодной, равнодушной, эгоистичной… оставаться собой. Меня бы вполне устроила игра в чувства, змеиные улыбки друзей, ножи в спину и колкие шуточки подруг…
В конце всегда вспоминаешь про начало…
Так странно… Неужели именно сегодня крутят все песни, под которые мы когда-либо танцевали?
Меня всегда пугала ночная дорога. И почему я поехала именно за город, я не могла себе объяснить.
Темные сосны подметали облака, может, задевали звезды. Кривой заборчик, мелькавший на опасных поворотах, был единственным, что делало дорогу… не такой жуткой.
Вдруг радио зашуршало громче, именно зашуршало – я уже не слышала музыку, только странный шорох. Я его выключила. Наступила тишина. Рычание двигателя теперь казалось громоподобным.
Что-то светлое мелькнуло справа. Лишь секунду спустя я оглянулась, но увидела лишь тьму.
Руки вспотели, я крепче вцепилась в руль и надавила на газ.
Темнота вокруг будто изменилась… она казалась… живой.
На спидометре больше ста пятидесяти, но двигатель стал рычать намного тише. Мне показалось, что я услышала, как о машину ударилась ветка. Я оглянулась, но позади была лишь темнота… И деревья, растущие метрах в пяти от дороги.
Вновь повернувшись, я увидела что-то светящееся, стоящее у меня на пути, и резко ударила по тормозу. Завизжали колеса, машину развернуло на девяносто градусов. Светящийся силуэт растворился во тьме перед самым боком машины. Все произошло слишком быстро…
Я сидела и тупо смотрела вперед. Перед самым носом машины высилась огромная сосна. Я могла разглядеть каждую неровность ее старой коры.
На руках побелели косточки, я еле отцепила их от руля и погасила фары. Откинувшись на сидение, закрыла глаза.
Когда открыла их, то на миг мне показалось, что я увидела что-то светящееся возле старой сосны. Моргнула… и все исчезло.
Я достала сотовый и набрала его номер. Потянулись невыносимо длинные гудки. Мне показалось, они тянулись вечность…
– Миш! – крикнула я в трубку, как только гудки прекратились и наступила тишина. – Миша! – сердце сжалось в комок…
– Привет, – наконец услышала я его мягкий голос.
– Привет, – выдохнула я, улыбнувшись и закрыв глаза рукой.
Как ни странно, сотовый здесь ловил сигнал, в отличие от всей остальной дороги…
Он был на балконе и смотрел на темное небо. Перила, на которых он сидел, свесив вниз ноги, были ужасно холодными, но это его мало беспокоило. Он последний раз любовался городом.
Вдруг откуда-то полилась музыка, совсем тихая, звучавшая где-то на грани восприятия. Он прислушался и узнал песню – ее любимая, они всегда под нее танцевали.
Обернулся и увидел сотовый, лежащий на столике. Чуть прищурившись, разглядел: на экране было написано «Любимая», и эта песня стояла на звонке.
Он слез на балкон с перил и взял сотовый.
– Миш! – раздался ее взволнованный голос в трубке.
– Привет, – ответил он.
– Привет…
Он вновь взглянул на небо, и ему показалось, что звезд стало больше.
Улыбнулся: ведь он выключал сотовый перед тем, как встать над пропастью…Капитошка
Его звали Капитошка. Он не помнил, кто и когда так его впервые назвал, да и в общем-то это было неважно. У него было имя. И это главное.
Холодно. Небо, ограниченное каменными глыбами больших коробок, было удивительно нежным, светло-розовым, как мороженое. Ночью шел снег – белый, чистый. Сейчас он сверкает. Одетые им деревья блестят искрами неба. Холодно.