На работе она старалась избегать темы о нем. Ей было подчас очень неловко перед коллегами, что у нее его нет. Она понимала, что она не одна такая – возможно, сотни тысяч таких же, как она, молодых женщин страдают без него, но ничего не поделать, приходилось приспосабливаться к такой жизни.
Она никого не винила в своих проблемах. Она считала себя вполне взрослой и самостоятельной, способной самой решать свои трудности. Папа не раз говорил ей о том, что женщинам-учителям они недоступны, тем более молодым. Он даже настаивал, чтобы она училась по другой специальности, но она настояла на своем, ей нравилась выбранная профессия.
Она его очень желала и иногда по вечерам, оставшись наедине с собой, украдкой просила у Святой Богородицы, чтобы она помогла ей. «Конечно, – размышляла она, – если я не имею даже зимней обуви, если мне нечем помочь своим родителям, которые год как на пенсии, разве могу я желать его?» Просить у кого-то помощи было для нее очень неудобно. Она была так воспитана.
Сейчас, зимой, ее чувства несколько успокоились, так как отец прибил за форточкой два гвоздя, на которые она в сеточках могла вешать продукты. Правда, донимали птички, которые иногда расклевывали мешочки с едой, но она любила природу и думала, что в эти холодные дни им очень нелегко добывать себе пропитание, и она никогда не отгоняла их. «Холодильник, – думала она, – я все равно когда-нибудь его куплю».
Сила воли
Сколько он ни уговаривал, она не поддавалась. На все его просьбы, угрозы отвечала решительным «нет». Он пытался ее разжалобить, говорил, что это в последний раз и больше никогда не будет. Она была непоколебима. Он сказал, что бросит ее и никогда не вернется. Она рассмеялась в ответ. Тогда он подошел к ней и начал. Начал громко и уверенно. Его лицо было бесстрастным, взгляд немигающим. Большие черные зрачки были огромны. Кисти рук были подняты на уровень плеч, пальцы были согнуты в направлении ее лица. Его голос был четким, чистым и громким. Глядя на ее удивленное, испуганное лицо, он проговорил, делая легкие паузы между предложениями, повышая голос в особо значимых местах:
– Ты слышишь мой голос и воспринимаешь только его… Твоя воля ослабевает… Ты теряешь контроль над собой… Спа-а-ать… Сп-а-ать…
Он сделал пасс руками и продолжил:
– Мой голос один в этом мире, все остальное для тебя не значит… Твоя воля ослабевает… Твои веки наливаются тяжестью и закрываются… Спа-а-ать… Спа-ать…
Ее лицо начало разглаживаться, гримаса испуга с него полностью ушла.
– Ты не можешь пошевельнуться, моя воля полностью овладела тобой… Твои веки полностью закрываются… Спа-а-ать… Сп-а-ать… – она практически закрыла глаза, ее дыхание стало редким и глубоким.
– Ты выполняешь мою волю… Ты полностью мне подчиняешься… – продолжал он громко и таинственно.
Чтобы убедиться, что она подчиняется ему, он приказал:
– Подними руки…
Она плавно, не открывая глаз, подняла руки. «Есть! – подумал он. – Она моя».
Он заулыбался и продолжил сеанс:
– Отдай их мне… Они принадлежат мне… Ты знаешь, где они лежат… Отдай их мне…
Она встала со стула и, нетвердо шагая, с трудом сгибая колени, пошла к кровати. Он пошел за ней следом и стал подбадривать:
– Молодец… Ты исполняешь мою волю… Молодец…
Когда он закончил сеанс, разбудив ее на счет «три», спешно обул туфли и вышел на улицу. Там давно его уже поджидал дружок Женька.
– Ну что ты, Юран, пропал там, что ли? – нетерпеливо спросил он. – Я уж хотел кинуться на площадь бабки зашибать. Невмоготу уж…
– Сча-а-ас, возьме-ем, – протяжно затянул Юрий. – Оторвемся, как положено.
Его глаза сверкали, руки дрожали, он нетерпеливо шарил по карманам. Достав из кармана скомканную сторублевку и крепко зажав ее в руке, он подумал, что не зря кодировался у известного нарколога Матвеева, его уроки не прошли даром.
«За этот такой тяжелый месяц хоть чему-то путному научился», – подумал он.
– Гешка, давай быстрей тусуй, а то магазин на перерыв закроют! – вдохновленный собственной победой, прокричал Юрий и быстрым шагом направился хорошо знакомой дорогой. Он полностью уверовал в силу своей воли.
Старая дева
Звонок в дверь прервал мысли Владимира Ивановича. «Кого там еще принесло?» – подумал он. Нехотя встав с дивана, он прошел в прихожую и заглянул в глазок двери. «Зоя Степановна, с каким-то подносом закрытым, – рассмотрел он. – Надоела уже. Заняться ей нечем. Была б семья – возилась бы с внуками да правнуками и не лезла в чужую жизнь».
Открыв дверь, он, опередив соседку, спросил:
– Что хотели, Зоя Степановна?
– Владимир Иванович, простите великодушно. Скажите, Ниночка дома?
Владимир Изанович был несколько раздражен и специально не приглашал соседку в квартиру, ему все надоели, и хоть в выходной хотелось побыть одному, тем более жена что-то делала на кухне, а дети гостили у бабушки.
– Проходите, Зоя Степановна, – раздался сзади голос жены. – Проходите, я вас чаем угощу.
Владимир Иванович, развернулся и пошел в комнату, а женщины ушли на кухню.