«Все боевые распоряжения идут только письменно. Мне не давали письменного распоряжения. Я бы тоже нашел способ не давать письменного распоряжения. Но в Боснии были мои люди, подчиненные. Командир дивизии спросил: будет приказ о переброске батальона на Приштину?
— Я тебя не подведу, — сказал я и шифром послал ему распоряжение.
Сначала предварительное, потом боевое. И только ночью, когда ко мне приехали из Генштаба проводить расследование, я понял, в какую аферу попал. Мне-то никто письменных распоряжений не давал. А уже скандал разгорается. Батальон дошел до аэродрома, и тут команда: «Стоп. Назад».
Доволен был, кажется, только генерал-полковник Ивашов.
«В кабинете Сергеева, — вспоминал он, — обстановка явно стала уравновешеннее: батальон, если судить по докладу Квашнина, двигался в обратном направлении, и министр иностранных дел Иванов успокоился. Неожиданно в кабинет вошел генерал-лейтенант Мазуркевич и сообщил, что Си-эн-эн ведет прямой репортаж о вхождении в Приштину российского батальона.
Для Иванова это было подобно грому с ясного неба. Он полагался на заверения Квашнина (начальник Генштаба и сам был уверен, что его команда о возвращении батальона дошла до исполнителей и действует), а тут… Иванов в сердцах обругал нас: мол, с вами, военными, как свяжешься, так обязательно попадешь в неприятность. Вышел к американцам и попытался объяснить им, что допущена техническая ошибка, которая будет оперативно исправлена».
Министр иностранных дел Игорь Иванов был настолько возмущен, что утратил привычное хладнокровие.
Строуб Тэлботт:
«Иванов вывел меня в соседний зал, где стоял тяжелый жирный дух недоеденных пицц и хот-догов, которые нам доставили несколькими часами ранее.
— Я вынужден, с сожалением, информировать вас, — сказал Иванов, — что колонна российских войск случайно пересекла границу и вошла к Косово. Им отдан приказ в течение двух часов выйти из провинции. Министр обороны и я сожалеем о таком развитии событий…
Иванов сделал официальное заявление и зачитал его в прямом эфире Си-эн-эн».
А события развивались следующим образом.
В субботу 12 июня, в половине седьмого, силы НАТО перешли границу и из Македонии вошли в Косово. Когда под конец дня они достигли Приштины, российский батальон уже расположился на аэродроме Слатина и, как положено по уставу, занял круговую оборону… То есть подготовился к ведению боевых действий.
«Когда на следующий день я говорила с Ивановым, — вспоминала Мадлен Олбрайт, — он сказал, что произошло «недоразумение», мы его не так поняли по поводу отвода российских солдат. Русские останутся в аэропорту Приштины, и если НАТО разместит свои силы в крае прежде, чем будет достигнуто соглашение относительно роли России, то будут введены дополнительные российские войска, которые займут северную часть Косово. Мне подумалось: «Или я сплю, или это самое плохое кино из всех мною виденных. За один только день мы скатились от празднования победы к нелепому повторению холодной войны».
Меня тревожило и то, что Иванов уже сам не знал, что происходит в его собственном правительстве. Очевидно, что произошло какое-то недоразумие между гражданскими и военными властями, хотя никто не мог быть уверен в том, какой приказ мог отдать Ельцин».
Генерал-лейтенант Николай Стаськов:
«Самое интересное утром. Министр иностранных дел молчит, другие должностные лица тоже отмалчиваются. Из Генштаба приходит приказ — стой, колонну вернуть назад. Опять выходит на меня Игнатов — что делать? Своим решением даю ему команду закрепиться в Приштине. В штаб воздушно-десантных войск уже ехала комиссия Генерального штаба — разбираться, почему не выполняется приказ. Но тут просыпается Борис Николаевич, и ему все понравится. Словом, победили».
Все зависело от того, кто первым доложит президенту.
Генерал Ивашов:
«В одиннадцать часов утра министр обороны Сергеев делал доклад у президента страны. После доклада министра в зале наступила тишина. Пауза прервала фраза, произнесенная всем известной ельцинской интонацией:
— Ну, наконец, я щелкнул по носу…
Здесь президент назвал некоторых руководителей стран НАТО. Тут же из зала донеслось подобострастное:
— Вы, Борис Николаевич, не щелкнули — вы врезали по физиономии.
Ельцин поднялся и обнял Сергеева… На следующий день Ельцин подписал указ о присвоении Заварзину очередного воинского звания — «генерал-полковник».
Операция в Приштине была оценена как крупный военно-политический успех. Российские военные торжествовали. Ночной марш, с их точки зрения, поднял престиж России и обеспечил ей более надежные позиции за столом переговоров. Президент Ельцин радовался, как ребенок. Один из его предшественников в Кремле говорил в таких случаях: «Запустили мы им ежа в штаны».
«Особое впечатление, — писал Черномырдин, — марш-бросок российских десантников произвел на сербское население Косово, которое готово было покинуть территорию края под натиском воинствующих албанских националистов. Прибывшую из Боснии колонну встречали цветами, флагами и салютом из всех видов оружия…