Эх, поскорей бы все это увидеть! Увидеть бы замшелую водяную мельницу у ручья, где, наверное, и сейчас, как встарь, погромыхивает, и, вздыхая, словно от усталости, все крутит ночами по ольшанику свою огромную тень широкое, плещущее водою колесо. Где-то теперь мой друг детства Кузьма, по прозвищу Барышек, машинист молотилки? Он намолачивал по три вагона зерна в сутки, и так весело было с ним на колхозном току. Не умолкал его голос в звонкой россыпи девичьего смеха. А золотое зерно сыпалось и сыпалось из люка молотилки в мешки — только успевай их подставлять! Увидеть бы школу, где я учился, классы, которые поражали меня своим солнечным простором, и парту у окна. Может быть, на ней сохранились еще мои надписи, вырезанные когда-то перочинным ножом. Увидеть бы весь этот незабвенный мир детства, — да и в Москву, в свою академию, снова на студенческую скамью!
Теперь, после того, как я побывал заграницей, где многие люди живут, не похожей на нашу, замкнутой жизнью, с их бытом, с их стремлениями и мечтами, я совсем, совсем иначе отношусь ко всему своему родному. Правда, наше отечество огромно, и оно везде прекрасно, и моя жизнь посвящена ему, где бы она ни протекала, но все-таки сильнее всего тянет именно в те места, где я родился и рос, где меня окликнут детским прозвищем, неизвестным больше нигде никому…
Милый, родной мой край! Отечество мое!.. Сражаясь за тебя в далекой Югославии, я отдаю лишь малую толику того, чем я обязан тебе, что задолжал тебе за этот год нашей невольной разлуки!
…Свет солнца, шум лесов, через которые мы шли, то порывисто гулкий, то мерно льющийся, ласковый и нежный, пение и щебет птиц, теплые запахи долин и снеговая свежесть дальних вершин, аромат диких цветов и чистый, легкий горный воздух — все входило в меня и рождало ощущение здоровья, молодости, навевало мечты о хорошем будущем…»
14
«…Наш марш на восток неожиданно приостановился. Прошел слух, что командир корпуса Попович вернулся с острова Вис от Тито и теперь догоняет бригады, уходившие навстречу Красной Армии. Будто бы он назначен начальником главного штаба Сербии.
Мы должны были его подождать.
Майор Перу-чипа во время марша часто посещал нас, и мы с ним подолгу беседовали. Он расспрашивал меня о Москве, о Военной академии имени Фрунзе, в которую мечтал поступить учиться после войны.
Вспоминали историю: полки южных славян — Болгарский, Далматинский, Македонский не в одной войне геройски и дружно сражались в составе русской армии с общим врагом — Турцией; отряды донских казаков и сербских гусар стремя к стремени вошли в побежденный Берлин короля Фридриха; далматинцы особенно любили служить в русском флоте, их было много в эскадре адмирала Сенявина, когда она действовала в Адриатическом море против французов; а сколько раз русские воины переправлялись через Дунай, стремясь помочь в беде своим славянским братьям. Так уж и повелось: если югославянин видел русских, в нем пробуждались надежды…
Говорили мы и о настоящем, и о будущем, которое рисовалось нам в самом радужном свете.
Сейчас Перучица, приехавший к нам снова, отозвал Янкова и меня в сторону. Мы сели втроем неподалеку от партизанских шалашей, прятавшихся в лесу на склоне горы.
Припекало солнце. И только пожелтевшие листья на деревьях напоминали, что уже близка настоящая осень. Внизу в долине серебрилась лента реки Южная Морава. Над дорогой вдоль нее стоял пыльный туман: то передвигались немцы.
Майор на этот раз был озабочен, суров. Он подробно объяснил нам обстановку, так как побывал в штабе корпуса и многое узнал.
Да, подтвердил он. Попович действительно метит в большие вожди. Вместо него командиром нашего корпуса назначен Пеко Дапчевич, такой же, впрочем, неудачник в ведении боев и операций, как и Попович, его друг. Происходит какая-то перетасовка военачальников, но дела от этого не становятся лучше. Наоборот, заходят в тупик. Казалось бы, чего еще желать: Красная Армия приближается, и наши силы в Сербии в связи с этим быстро растут; из Кумановского, Южно-Моравского, Топлицкого и других партизанских отрядов уже сформировались две новые сербские дивизии; наша бригада захватила район Велики Ястребовац; подходят и остальные части корпуса; настроение у бойцов хоть куда! И вот тебе! Осложнения. Следовавшие за нами с запада на восток 2-я и 5-я дивизии не смогли перебраться через Ибар из-за половодья: на горных вершинах таял снег, и река разлилась, несла слишком бурный поток в Ибарское ущелье. Мостов же не сумели отбить у противника, переправочных средств не было. Ссылаясь на это обстоятельство, Попович направил обе дивизии на север, повел наступление на Чачак и Вальево. Чуть ли не решился единолично захватить Белград. Но эта авантюра, как выразился Перучица, кончилась плачевно.