Читаем Юлиан полностью

Измежду другите в двора трябва да спомена и началника на протокола Анатолий, приятен, пълен човек, който винаги успяваше да създаде доста голяма бъркотия, макар че работата му беше именно да се грижи за реда, а също така секретаря Фосфорий, чието семейство го накарало да стане чиновник. Благодарение на трудолюбието си и заложбите си той най-после стана член на Императорския съвет. Кариерата му е безпримерна — не зная някой друг да се е издигал така бързо. Колкото до Юлиановите философи, ти се срещна с тях в Антиохия. Единствено нов човек беше етруският първожрец Мастара. Беше точно такъв, какъвто можеше да си го представиш.

По време на похода обикновено се разполагахме на стан при залез-слънце. Щом разпънеха императорската палатка, Максим, аз и от време на време и някои от военачалниците отивахме на вечеря при Юлиан. От начало той беше в отлично настроение. Имаше пълно основание да бъде въодушевен. Времето беше хубаво, Сапор беше изненадан от бързината на нападението ни. Страната беше богата на жито, което щеше скоро да узрее. Всичко обещаваше успех, само знаменията не бяха благоприятни.

Палатката на Юлиан беше съвсем обикновена — по необходимост обширна, но просто наредена, много по-скромна от палатката на кой да е от военачалниците му. Доколкото си спомням, имаше две големи сгъваеми маси, известен брой сгъваеми столове и табуретки, няколко големи сандъка с държавни книжа и малка библиотека, с която Юлиан винаги пътуваше. Имаше няколко лампи на триножници, макар че рядко се палеше повече от една. Юлиан се питаше дали не е скъперник: действително беше скъперник, но в сравнение с разсипничеството на предшествениците му този негов недостатък беше добродетел. В един от ъглите висеше персийски килим, който закриваше черното му легло, покрито с лъвска кожа.

Когато влизахме при него, винаги го заварвахме да диктува. Той ни се усмихваше и ни даваше знак да седнем, без да прекъсне мисълта си. Смогваше да свърши толкова много работи, почти всички извънредно важни. Занимаваше се и с държавни дела, които обикновено се предоставят на чиновници или евнуси. Когато писарите капнеха от умора, пращаше да повикат други. Всички се оплакваха, че диктува прекомерно бързо. И той действително диктуваше твърде бързо, сякаш предусещаше колко малко време му остава да запише всичките си идеи. Неговите послеписи бяха прословути. Още не беше запечатано писмото му и той нареждаше да го отворят, за да може да надраска още нещо с нечетливия си почерк, извинявайки се с обичайните думи: „Пиша, без да си поемам дъх.“ Когато отивахме при него на вечеря, пръстите му винаги бяха изцапани с мастило. Преди да седнем на масата, Максим и аз му четяхме от „Илиадата“ или „Одисеята“, докато той си миеше ръцете в проста глинена паница и слушаше внимателно. Трапезата ни винаги беше скромна: но ти знаеш неговите приумици по отношение на храната. Обикновено вечерях още веднъж след тази вечеря; уверен съм, че Максим ядеше преди това. Понякога идваше и Салуций, твърде интелигентен човек за военен, или Аринтей, когото винаги намирах ужасно скучен. Впрочем срещнах Аринтей преди няколко години в Атина и останах поразен. Сега е затлъстял и оплешивял и макар да не го обичах, едва не заплаках, като видях какво са направили годините с него. Но сълзите ми секнаха, като го чух да говори: в това отношение не се е променил. Когато ме видя на приема у проконсула, той се разсмя шумно и безсмислено и извика през стаята с дрезгавия си от пиене и битки глас: „От твоя Аристотел още ме боли главата.“ Това беше единственото, което си казахме след толкова години и след толкова събития, които сме преживели заедно.

Както вече споменах, философите и военачалниците рядко общуваха едни с други. Тази вечер в Калиникум беше един от редките случаи, когато двата свята се събраха.

Аз седях в ъгъла и наблюдавах как Юлиан играе разните си роли. Донякъде всеки един от нас си слага различна маска, когато е с различни хора. Но Юлиан се променяше напълно според човека, с когото разговаряше. Пред галските войници той беше гал: смееше се гръмогласно, говореше рязко и грубо. С азиатците той беше изискан, но сдържан — втори Констанций. Истинският Юлиан се явяваше само когато разговаряше със своите приятели — философи. Истинският Юлиан? Всъщност знаем ли кой беше истинският Юлиан: дали резкият гениален военачалник или очарователният студент, който страстно се интересуваше от философия? Явно беше и пълководец, и философ. И все пак беше неприятно да видиш как пред очите ти става съвсем друг, чужд човек, и то противен човек.

Виктор дойде при мен в ъгъла. Попита дали може да седне до мен. Погледнах го с глупашки сияещо лице. Защо винаги се плашим физически от военните?

— Разбира се, комите — измънках аз уплашено. Той се тръсна на стола. Миришеше на вино, но не беше пиян.

— Далеч си от Академията в Атина — рече той.

— Но и Галия беше далеч, и сражението при Аргенторатум. — Не останах назад и аз.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?
100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?

Зимой 1944/45 г. Красной Армии впервые в своей истории пришлось штурмовать крупный европейский город с миллионным населением — Будапешт.Этот штурм стал одним из самых продолжительных и кровопролитных сражений Второй мировой войны. Битва за венгерскую столицу, в результате которой из войны был выбит последний союзник Гитлера, длилась почти столько же, сколько бои в Сталинграде, а потери Красной Армии под Будапештом сопоставимы с потерями в Берлинской операции.С момента появления наших танков на окраинах венгерской столицы до завершения уличных боев прошло 102 дня. Для сравнения — Берлин был взят за две недели, а Вена — всего за шесть суток.Ожесточение боев и потери сторон при штурме Будапешта были так велики, что западные историки называют эту операцию «Сталинградом на берегах Дуная».Новая книга Андрея Васильченко — подробная хроника сражения, глубокий анализ соотношения сил и хода боевых действий. Впервые в отечественной литературе кровавый ад Будапешта, ставшего ареной беспощадной битвы на уничтожение, показан не только с советской стороны, но и со стороны противника.

Андрей Вячеславович Васильченко

История / Образование и наука
Чингисхан
Чингисхан

Роман В. Яна «Чингисхан» — это эпическое повествование о судьбе величайшего полководца в истории человечества, легендарного объединителя монголо-татарских племен и покорителя множества стран. Его называли повелителем страха… Не было силы, которая могла бы его остановить… Начался XIII век и кровавое солнце поднялось над землей. Орды монгольских племен двинулись на запад. Не было силы способной противостоять мощи этой армии во главе с Чингисханом. Он не щадил ни себя ни других. В письме, которое он послал в Самарканд, было всего шесть слов. Но ужас сковал защитников города, и они распахнули ворота перед завоевателем. Когда же пали могущественные государства Азии страшная угроза нависла над Русью...

Валентина Марковна Скляренко , Василий Григорьевич Ян , Василий Ян , Джон Мэн , Елена Семеновна Василевич , Роман Горбунов

Детская литература / История / Проза / Историческая проза / Советская классическая проза / Управление, подбор персонала / Финансы и бизнес