Юлиан Отступник

Жара становилась нестерпимой. Солдаты больше не могли идти в доспехах, металлические части которых обжигали им бока. Они срывали их и бросали в пустыне. Потом настал черед шлемов, сжимавших им виски огненным обручем. Их тоже побросали. Жар солнца был ужасен. Можно сказать, солнце уже не источало лучи света, а изливало струи раскаленного металла.

Поскольку все лошади были перебиты, людям пришлось волочить телеги на себе, а это требовало дополнительных усилий. Все жестоко страдали, но тяжелее всего приходилось галлам и германцам, непривычным к такому жаркому климату. Даже пастухи-кочевники, которых они встретили в пути, не осмеливались выходить из палаток, боясь солнечного удара, и утверждали, что в этих местах с незапамятных времен не случалось такого лета.

У солдат воспалились веки, потрескались губы, язык стал сухим, как пергамен. Некоторые из них, получив солнечный удар, валились наземь у края дороги и больше не вставали. Другие, охваченные приступом безумия, с криком бросались бежать. Но не пробежав и сотни шагов, в свою очередь падали на землю.

Юлиан тоже шел пешком, потому что был вынужден убить своего коня. Он испытывал невероятное сострадание к несчастным воинам. Время от времени он подходил к ним, чтобы поддержать их дух.

— Возвращение назад ничего не даст, — разъяснял он. — Парфяне сожгли всю долину Тигра. Спасение впереди и только впереди. Скоро мы придем в более благоприятные места и в изобилии найдем там еду и воду. Тогда, подкрепив свои силы, мы одолеем парфян!

Он говорил с солдатами ласково, но твердо, заверяя, что они приближаются к цели, и умоляя сделать последнее усилие. Казалось, в его словах заключалась какая-то сила, придающая людям мужество, потому что, едва заслышав его голос, солдаты подтягивались и шли дальше.

Сам Юлиан, шедший впереди своей армии, казалось, легче других переносил это испытание. Но глубокие морщины, избороздившие его лицо, свидетельствовали о том, что он тоже страдает. Несмотря на то, что его выносливость вошла в легенду, его поддерживала скорее всего не физическая сила, а упорная, страстная, непоколебимая вера…

Истоки Солнца! Чтобы придать себе мужества, он пытался представить их себе. Наверное, это место, где никогда не наступает ночь, день идет за днем или заря рождается из зари, где Восток и Запад сливаются в единую субстанцию.

Но зачем беспокоиться и гадать? Он скоро придет туда и увидит то, что до него не видел никто из живущих: он увидит, как Гиперкосмическое солнце порождает Солнце видимое посредством равномерных и продолжительных пульсаций…

— Взгляни на своего сына, Гелиос! — бормотал он. — Я подчиняюсь твоим приказам, я иду по твоим следам. Я до конца останусь верен тебе и не поддамся слабости! Если будет нужно, я пройду сквозь огонь, чтобы прийти к тебе!

Похоже, он и впрямь шел сквозь огонь, ибо все вокруг — и земля, и воздух, и небо — были сплошным пеклом. Выцветшие римские знамена безвольно повисли на древках, и такая декорация в стиле Апокалипсиса придавала оттенок жестокой иронии начертанному на них девизу: Soli Invicto! О нет! Солнце было не просто непобедимым. Оно достигло полного триумфа. Казалось, оно хотело доказать людям безграничность своей разрушительной силы. Оно с безразличием смотрело, как они умирают, словно желая наказать их за то, что они осмелились посчитать себя равными ему. Скоро ничего живого не останется на земле: солнце пожрет, сожжет, спалит все! Некоторые легионеры угрожали солнцу мечами, выкрикивая дикие проклятья. Они испытывали к нему столь сильную ненависть, что погасили бы, если бы смогли…

Армия превратилась в бесформенную, шатающуюся из стороны в сторону массу, в которой уже нельзя бь!ло различить отдельных отрядов. Конники и пехотинцы шли вперемешку, поддерживая друг друга. Они брели, спотыкаясь, похожие на армию призраков. Вскоре они уже не могли идти в поножах и решили их снять. Им приходилось обрезать ремни, потому что иначе вместе с ремнями отрывались лоскутья плоти. Никогда ни одной армии не приходилось терпеть подобную пытку. Легионеры ушли из Ктесифонта не более двенадцати дней тому назад, но эти двенадцать дней показались им вечностью. Угрюмые и иссушенные страданием, они все же считали делом чести следовать за своим командиром. Но они уже были не в состоянии этого делать. Они умоляли Юлиана положить конец их мучениям. Но Юлиан продолжал двигаться вперед, как бы ведомый не своей волей. Глядя на него, можно было подумать, что он не чувствует усталости. Однако с каждым шагом его колени тоже слабели, а перед глазами плясали черные круги.

Неожиданно 15 июня у него появилась галлюцинация. Он увидел, что на востоке весь горизонт закрыт огненной стеной. Ему показалось, что за завесой пламени, там, где полыхала сама земля, он увидел истоки Солнца.

— Хвала Богу! — воскликнул он как в бреду. — Наконец мы дошли до цели. Солдаты! Последнее усилие. Радость, ожидающая нас там, утешит нас после несчастий.

Он опустился на колени, бормоча имя Гелиоса, и поцеловал землю, которая обожгла его пересохшие губы.