Иулиания Шмеман Моя жизнь с отцом Александром

Потом мой отец установил огромную антенну в комнате, где мы, дети, обычно играли. Поворачивая ее, ему удавалось иногда ловить российское радио. Какое–то время он работал репортером в «Последних новостях», русской ежедневной газете в Париже. Это приносило очень мало денег, чаще всего вообще ничего, но для нас, детей, слышать голоса из России было невероятно интересно. Мы знали, что большевики и коммунисты–ведьмы, баба Яга, враги, зло. В раннем детстве я представляла себе их неграми с татуировкой и раскрашенными лицами, танцующими под глухой, страшный бой барабанов.

В конце концов, нам пришлось переехать. Плата за дом была нам не по карману, доходы у нас были ничтожными. «Мусью и мадам» уехали, мебель упаковали, и мы перебрались в Кламар, пригород Парижа, расположенный около великолепного леса. Именно там я провела свое детство и юность. В Кламаре уже жили многие наши родственники и друзья, и центром жизни русской общины была маленькая деревянная церковь, по сей день там сохранившаяся. Священником был мой дедушка [ [7]], хором, в котором пели мои родители, тети и дяди (понемногу присоединялись и мы, дети), руководил мой отец. Именно в этом приходе я впервые испытала радость церковных праздников, литургии, Великого поста, первой исповеди, Святого Причастия, — радость жизни в Церкви.

И опять мой отец попытался работать на дому. На этот раз он соорудил большой ткацкий станок. Он ткал удивительно красивые шарфы, используя разные материалы, разные сочетания цветов и оригинальных рисунков. Но доход опять был мизерным. (В связи с этим вспоминаю о вещах с биркой «Сделано в Китае»: прекрасные изделия, в которые вложены многие часы труда и которые продаются за гроши.)

Наконец мой отец отказался от идеи домашнего предпринимательства и нашел работу! Его взяли в магазин автомобильных запчастей на должность помощника управляющего. Мой отец был аккуратным, умным, честным и каким–то чудом оказался человеком, идеально подходящим для этой работы, до этого времени ему совершенно чуждой. Коллеги его любили, и он наконец–то начал регулярно приносить домой жалованье, что было, конечно, большим подспорьем для семьи. Расскажу об одном забавном случае. Один раз на Светлой неделе отец решил принести на службу кулич и пасху. Когда он предложил своей секретарше отведать творожную массу, она воскликнула с типично парижской прямотой: «Mais, Monsieur Osorguine, c'est abominable!» [ [8]].

В предрождественские дни к нам всегда приходила тетя Мария, младшая, незамужняя сестра отца, чтобы вместе с нами делать елочные украшения. У нее был просто настоящий талант! Разноцветные фонарики, ангелы, фрукты, овощи и клоуны, которые мы мастерили вместе с ней, вешались на елку вместе с золотыми гирляндами, яблоками и мандаринами, аккуратно обвязанными красными ленточками. Все эти приготовления, запахи свежего клея и свеже–срубленной елки, предвкушение праздника и подарков создавали волшебное ощущение счастья и безопасного покоя и мира. Наступал день Рождества Христова, мы все шли в церковь, а потом дети должны были ждать в соседней комнате, пока что–то таинственное происходило за закрытыми дверьми. И вот свечи на елке зажигали в первый раз, двери открывали, и мы видели…

Как описать мое восхитительное, окруженное любовью детство? Ничто — ни бедность, ни невозможность заплатить за квартиру, ни единственная пара неудобных башмаков в год — никогда не омрачало счастье и незыблемость жизни нашей семьи. Моя мать не обращала на трудности никакого внимания, и ей было достаточно слов моего отца «обопрись на меня». Сама она никогда не работала (да и не смогла бы), но она стряпала, убирала, занималась детьми и всегда поддерживала моего отца, который всю жизнь ее боготворил.

Мой отец поменял работу. Теперь он стал администратором в компании, производившей апельсиновый и лимонный соки, и служил там много лет, пока долгая борьба с эмфиземой не заставила его оставить работу. К этому времени я уже вышла замуж и регулярно приезжала домой рожать детей: все трое родились в доме моих родителей. Мой старший брат Михаил и сестра Марина, пока не обзаведясь собственными семьями, жили дома и обеспечивали родителей. Моя младшая сестра Соня еще училась в школе.

Во всех трудностях сила семейной жизни и непоколебимый оптимизм моего отца брали верх, и у нас была очень счастливая, хотя и нищая, жизнь. И когда я пишу «нищая», я имею в виду такую бедность, какую никто в сегодняшней Америке и представить не может. Тем не менее, отец твердо считал, что, несмотря на бедность, его дети должны получить хорошее образование. Я вспоминаю, как в возрасте десяти лет меня представили грозной директрисе коллежа св. Марии, лучшей частной школы в Нейи. Мой отец, как всегда — безупречный джентльмен, попросил для своей дочери полную стипендию — и получил ее! И вот, в день своего одиннадцатилетия, я покинула тесный круг семьи и переехала в школу, плохо подготовленная академически, испуганная, одинокая. Я тосковала по дому и плакала ночи напролет, запершись в туалете. Но я «получала образование»!