Дмитрий Сергеевич сказал, что он отвезет девочек, побудет с тещей три денька и снова вернется в Петербург, а потому с ними в Псков поедет и Александра, которая потом привезет сестер обратно. Если она согласна, конечно. Вообще-то она может остаться и в Петербурге – отдохнуть от них, заняться своими делами. Это так Дмитрий Сергеевич сказал. Но девочки не желали и слышать об этом!
– Вот вы увидите, Александра, какое чудо наша бабушка! – сказала Юлька.
– А вы в Пскове когда-нибудь были? Нет? Ну так вам обязательно надо увидеть наш город! – сказала Аннушка. – Мы ведь обе там родились.
– Я догадалась, что вы обе родились в одном городе, – сказала, улыбаясь, Александра, – с близнецами, знаете ли, это часто случается. И с бабушкой вашей я очень хочу познакомиться. А вдруг она мне понравится, и я ее удочерю?
– Не получится! Не получится! Наша бабушка – не сирота, у нее уже давно есть мы! – закричала Юлька. – Это она может вас удочерить, если вы ей понравитесь!
При этих Юлькиных словах Дмитрий Сергеевич как-то странно крякнул.
– Какую-то вы ерунду несете, дочери мои милые, дочери мои любимые, – сказал он. Девочки очень удивились этим словам, а Дмитрий Сергеевич вздохнул и ушел.
«С этими взрослыми никогда сразу не поймешь, что у них на уме», – сказала про себя Юлька.
– Так вы поедете с нами, Александра? – спросила она.
– Конечно поеду! Неужели я вас куда-то отпущу одних?
– Да, хорошая гувернантка – это что-то вроде помощника Ангела Хранителя, – глубокомысленно заявила Юлька.
Девочки с Александрой и отцом уехали, а в доме осталась одна Жанна. Не считая, конечно, Екатерины Ивановны, Тани, Павла Ивановича и Акопа Спартаковича. Но это была своя отдельная компания, и Жанну эти люди не интересовали – хозяйкой-то была она! Зато она пригласила погостить у нее денек-другой свою приятельницу Агафью Тихоновну. Ведьмы открыли в комнате сестер окно, изловчившись, накинули на висевшие иконы простыню, чтобы не смущаться, и произвели в комнате настоящий обыск.
Увидев на столе чертежи какой-то постройки, Жанна насторожилась.
– Не кажется ли тебе, Ага, что вот это подозрительно похоже на церковь?
– Не кажется. Потому что это определенно не церковь, а часовня.
– Фу, гадость какая!
– Мракобесие, каракурточка[12]
, типичное мракобесие… А вот тут она во всей своей красе! – скривившись, Агафья Тихоновна взяла со стола фотографию и протянула ее Жанне. – Вот, полюбуйся!– «Часовня святых Анны и Иулии, построенная в городе Петрозаводске Александром Гезаловым и его соратниками…» – прочла она. – Ну, так это не у нас, это в Петрозаводске! – с облегчением сказала она.
– Ты в чертежах хоть что-нибудь понимаешь, змеенька? – с иронией спросила ее Ага. – Посмотри повнимательней, на чертежах-то часовня, хоть и похожая, но от петрозаводской отличается! Интересно, откуда это у твоих девчонок такие подробные строительные чертежи и зачем они им? Может, это у вас на острове часовню строят, а ты и не в курсе?
– Не думаю. А впрочем, все может быть. Мода такая дурацкая у «новых русских» пошла – часовни строить.
– Деньги девать некуда, – проворчала Ага. – Да, кстати о деньгах! Твой Мишин уже сделал тебе предложение?
– Пока нет, но сделает. Я ему на все раздумья срок дала – до тридцатого апреля, до моего дня рожденья. Вот на дне рожденья он и должен сделать мне предложение и объявить помолвку.
– Правильно делаешь, что торопишь, козявочка моя ядовитая. Но помни, в мае жениться – маяться, – рассудительно заметила Агафья Тихоновна.
– Да ну тебя с твоими сельскими приметами, Ага! Маяться ему все равно со мной придется, в каком бы месяце мы ни поженились. Просто я ему заявила: хочу в свой день рожденья получить от тебя в подарок публичное предложение руки и сердца…
– А настоящий подарок? Шубку там или брюлики?
– Ну, это уж подразумевается, не перебивай меня, Ага! Так вот, сказала я ему, голубчику, если ты в мой день рожденья не объявишь гостям день нашей свадьбы, то я на другой же день соберу вещички и выеду отсюда к чертовой матери!
– Да ну? А он?
– А он так и расцвел: обрадовался, что я так откровенно свою любовь к нему проявила, и сказал, что без подарка в день рожденья он меня ни за что не оставит.
– Ну, считай дело сделано! Поздравляю!
– Погоди, с этим успеется… А вот как бы узнать, что это там за часовня, где она строится и какое отношение к ней имеют Юлианны?
– А ты порасспроси ту девчонку, Киру, которой мы щенка воскрешали.
– Что ты, что ты! Кира на меня и не смотрит после нашего облома с ее пакостным щенком!
– А ты сумей подъехать снова, ядозубочка[13]
.– Гм… Надо попробовать! Слушай, пойдем-ка отсюда, Ага! Душно мне в этой комнате, несмотря на открытое окно.
– Еще бы не душно! Иконы, книги православные… Ладаном пахнет… Пойдем, дорогая!
И они ушли, даже не закрыв за собой окно, и простыню свою оставили в святом углу. Только на другой день в комнату зашла горничная Таня и навела там порядок.
Но мысль, поданная ведьмой Агафьей Тихоновной, запала в черную душу Жанны. Она подумала-подумала и кое-что придумала.