Юлий Цезарь

Еще одним союзником Цезарь решил сделать Красса, которого, как и Помпея, сенат считал выскочкой, недостойным власти. Однако привлечь на свою сторону Помпея и Красса вкупе было нелегким делом: те недолюбливали друг друга, а оптиматы делали все возможное для того, чтобы они оставались в натянутых отношениях. И все же Цезарь, благодаря своей проницательности и умению играть на человеческих слабостях, сумел сплотить для общего дела людей, долго осуждавших друг друга. Цезарь также сделал попытку заручиться содействием Цицерона, но бывший спаситель республики сначала взял время на размышления, а потом предложение отклонил. Он посчитал более важным соблюдать стратегический нейтралитет, чтобы не нарушать гармонического согласия различных политических группировок. Но это согласие было только в воображении Цицерона.

Однако и без содействия Цицерона Цезарь добился цели: три человека — прославленный полководец, самый богатый человек в Риме и искушенный политик — заключили триумвират (союз трех мужей), поставивший себе целью прийти к управлению государством. Они торжественно поклялись, что не станут соперничать друг с другом. Первый триумвират состоялся, а оптиматы даже ведать не ведали, с какой силой им придется столкнуться.

Глава четвертая КОНСУЛ

Цезарь был человеком мягкого нрава, доброжелательным, его было трудно вывести из себя, но тем не менее большинству своих недругов он наносил ответный удар… Он сводил счеты со многими своими врагами, не давая им в этом случае знать о себе.

Дион Кассий

[18]

Для римлянина Цезарь был необычно высок, а для южанина удивительно светлокож. Лучшим в его внешности были глаза — большие, черные, выразительные. Цезарь дотошно следил за своей наружностью и даже выщипывал волосы на теле. Портила его только лысина. Чтобы скрыть этот огорчительный недостаток, он зачесывал волосы с темени на лоб, а когда получил право носить лавровый венок, то неизменно им пользовался, но не по причине гордости и тщеславия, а для того, чтобы скрыть свой дефект. Лысина же не мешала ему одерживать многочисленные победы на бранном поле любви. Он был любовником многих прекрасных и знатных женщин, но больше всего он любил Сервилию, сводную сестру Катона и мать Брута. Некоторые историки задаются вопросом: не был ли Цезарь отцом своего убийцы? Но это весьма сомнительно: когда Брут родился, Цезарю было всего лишь пятнадцать лет.

Цезарь отличался слабым телосложением, страдал головными болями и эпилептическими припадками. В стародавние времена считалось, что падучая болезнь — своеобразное проявление божественной или даже дьявольской одержимости. В Евангелиях от Матфея и Марка рассказывается о том, как Иисус «изгнал беса» из человека, страдавшего падучей болезнью. До зрелого возраста Цезарь не страдал эпилептическими припадками, но они стали случаться во время военной службы.

Однако он не использовал свою болезненность как предлог для изнеженной жизни, но, сделав средством исцеления военную службу, старался беспрестанными переходами, скудным питанием, постоянным пребыванием под открытым небом и лишениями победить свою слабость и укрепить свое тело [19].

Когда Цезарь боролся за право стать консулом, он на здоровье не жаловался. Заключив тайный союз с Помпеем и Крассом, Цезарь искал и других союзников среди членов сената и магистратов, которые помогли бы ему противостоять оптиматам. Более всего Цезарь нуждался в сотрудничестве с народным трибуном, который бы использовал вето, не допуская принятия нежелательных Цезарю решений его противников, и который бы ему помогал проводить законы, им подготовленные, в народном собрании. Цезарь не собирался отступать от традиции, согласно которой все нововведения сначала рассматривались сенатом, но он знал, что в сенате он своего не добьется. Если он хочет, чтобы его предложения обрели силу закона, то следует, минуя сенат, рассматривать их в народном собрании в присутствии преданного трибуна. И такой человек нашелся. Им стал народный трибун Публий Ватиний, но его преданность обошлась Цезарю очень дорого. Впоследствии Цицерон говорил: «Ватиний ничего не делает даром».

По вступлении в должность Цезарь, как и ранее Цицерон, повелел протоколировать сенатские заседания и ход народных собраний, после чего эти записи обнародовать. Теперь ни оптиматы, ни популяры не могли утаить своего отношения к злободневным вопросам и были принуждены высказываться и действовать, как если бы за ними наблюдал весь народ.