Юлий Цезарь

Что ж, как говорится, из песни слова не выкинешь. Приняв на веру толкование, Цезарь не мог не прийти в неистовство. Он уже внутренне отрешился от недавних утрат и теперь кипел от ярости, что находится так далеко от родины, где ему явно суждено в скором времени взять все бразды правления в свои руки. Он добился увольнения и направился в Рим, не преминув по пути проявить себя во всем блеске.

Светоний продолжает:

«Покинув, таким образом, свою провинцию раньше срока, он явился в латинские колонии (речь идет о Галлии. – Г. Б.), которые добивались тогда для себя гражданских прав. Несомненно, он склонил бы их на какой-нибудь дерзкий шаг, если бы консулы, опасаясь этого, не задержали на время отправку избранных для Киликии легионов. Это не помешало ему вскоре пуститься в Риме на еще более смелое предприятие. Именно за несколько дней до своего вступления в должность эдила он был обвинен в заговоре с Марком Крассом, консуляром, и с Публием Суллой и Луцием Автронием, которые должны были стать консулами, но оказались уличены в подкупе избирателей. Предполагалось, что в начале нового года они нападут на Сенат, перебьют намеченных лиц, Красс станет диктатором, Цезарь будет назначен начальником конницы, и, устроив государственные дела по своему усмотрению, они вернут консульство Автронию и Сулле. Об этом заговоре упоминают Танузий Гемин в истории, Марк Бибул в эдиктах, Гай Курион Старший в речах; то же самое, по-видимому, имеет в виду и Цицерон, когда в одном из писем к Аксию говорит, что Цезарь, став консулом, утвердился в той царской власти, о которой помышлял еще эдилом. Танузий добавляет, что из раскаяния или из страха Красс не явился в назначенный для избиения день, а потому и Цезарь не подал условленного знака: по словам Куриона, было условлено, что Цезарь спустит тогу с одного плеча. Тот же Курион, а с ним и Марк Акторий Назон сообщают, что Цезарь вступил в заговор также с молодым Гнеем Пизоном; а когда возникло подозрение, что в Риме готовится заговор, и Пизон без просьбы и вне очереди получил назначение в Испанию, то они договорились, что одновременно поднимут мятеж – Цезарь в Риме, а Пизон в провинции – при поддержке амбронов и транспаданцев (галльские племена. – Г. Б.). Смерть Пизона разрушила замыслы обоих».

Мы видим, что технологии политической борьбы тогда ничем не отличаются от тех, что в ходу в наши дни. Одних симпатий народа политику, стремящемуся к вершине, никогда не хватает, да вдобавок и пресловутые чувства народные, как правило, весьма переменчивы; энтузиазм конкурентов может легко свести на нет все усилия. Поэтому, увы, используются любые средства. Чем заманчивее цель, тем более они отвратительны. В этом плане Цезарь был абсолютно схож с теми, кто, подобно ему, мечтал о владычестве над Римом. Он, естественно, как и они, тоже не брезговал ничем, в том числе и подкупом.

Плутарх приводит очень любопытные сведения на сей счет: