Юлий Цезарь. Его жизнь и военная деятельность

Общий характер положения Цезаря был, следовательно, таков, как если бы он был лишь primus inter pares – первый среди равных; но раболепный сенат делал со своей стороны все, чтобы придать этому первенству его настоящее значение. Поднесши ему почетный титул отца отечества – тот самый, который получил некогда Цицерон за свои услуги по делу Катилины, – он позволил ему постоянно носить пурпурное платье триумфатора и иметь на голове венок из лавровых листьев. Он окружил его гвардией из знатнейших юношей, объявил его особу неприкосновенною и поклялся поголовно беречь его жизнь риском своей собственной. Его сенатское кресло было поставлено между креслами консулов на небольшом возвышении; его статуя из слоновой кости была поставлена в Капитолийском храме Юпитера, среди изображений богов, а другая статуя из бронзы, изображавшая его на шаре, была помещена в храме Квирина с надписью: “Непобедимому божеству”. Месяц, в который он родился, был в честь его переименован из Квинтилия в июль, а на золотых монетах Рима появляется его профиль, – обычай, существовавший дотоле лишь на азиатском Востоке.

Теперь посмотрим, что Цезарь успел совершить за свое кратковременное правление. Его первая мысль была об умиротворении страны, о подавлении тех инстинктов вражды и раздора, которое были пробуждены в последней междоусобной войне. Его политика по отношению к помпеянам была поэтому с самого начала примирительная, и, как он однажды писал своим друзьям, высшее наслаждение, которое он находил в победе, состояло в том, что он мог прощать людей, поднимавших против него оружие. Конечно, природная и просвещенная гуманность играла тут не последнюю роль; но и простой расчет подсказывал ему то дружелюбие и незлобливость, которые он обнаружил по отношению к Бруту, Домицию, Цицерону и многим другим политическим противникам, попавшимся ему в руки. За исключением всех тех, которые сражались против него под знаменами Юбы – союзника Помпея, но все же варвара, – помпеяне, начиная от солдат и кончая генералами, были все прощены и получили назад свое имущество. Лишь некоторые, особенно упорствовавшие, были объявлены стоящими вне закона, но и из них многие вернулись впоследствии по прощению и ходатайству своих друзей. Тех ужасов – политических процессов, доносов, убийств и казней, которых римское общество насмотрелось вдоволь во времена Мария и Суллы, – не было теперь и тени, и даже бумаги, найденные в лагерях при Фарсале и Taпce, были Цезарем сожжены непрочитанными, дабы не могло быть лишних поводов к репрессалиям. Оставалось лишь реабилитировать память самого Помпея, и это было сделано в 44 году до н. э. приказом восстановить его статуи, сброшенные Антонием после Фарсальской победы. “Этим Цезарь поставил вечную статую самому себе”, – заметил по этому поводу Цицерон, и лесть была не без основания.

Но, делая все, от него зависящее, чтоб примирить оппозицию, Цезарь главное внимание свое посвящал нуждам и желаниям той партии, в интересах которой он держал мандат. Он не забывал своего политического происхождения и всеми поступками и мерами ясно показывал источник своей власти и на какие классы он думает опираться. Объявляя амнистию помпеянам, он, например, одновременно вернул из ссылки всех пострадавших за время диктатуры Суллы и единоличного консульства Помпея: он воротил им их гражданские права, отдал им имущество и щедро вознаградил за понесенные убытки. И, как бы для того, чтобы подчеркнуть истинное значение этой меры, он изъял из манифеста Милона, проживавшего в изгнании в Массилии: этот сенатский клеврет убил Клодия, и Цезарь, умевший прощать своим личным врагам, не мог простить врагу народа. Публика от этого пришла в восторг, диктатор позаботился закрепить настроение веселыми праздниками и угощением. Возвратившись тогда как раз из Африки, он дал каждому легионеру по 24 тысячи сестерций и участку земли, а зараз уже каждому нуждающемуся гражданину по 400. Он дважды угощал население обедом, и 200 тысяч человек пировали за 22 тысячами столов, получив сверх того еще по 10 мер хлеба, 10 фунтов масла и освобождение на год от квартирной платы. Но все это были лишь подачки, а потому ничто в сравнении с тем, что он предпринял для излечения язв, которыми страдало римское общество. Многое из того, что он совершил, осталось нам неизвестным; многое было лишь начато и не докончено, и многое задуманное так и не успело осуществиться; но и то незначительное, что мы знаем, свидетельствует о деятельности, поразительной по своему разнообразию и плодотворности, во всех отношениях превосходящей все, совершенное республикой за последние два столетия. То был целый ряд мероприятий, направленных к устранению зол, над которыми в бессилии надломилась аристократическая олигархия, – целая серия реформ во всех областях общественной и экономической жизни, которые с такою настойчивостью требовали Гракхи 100 лет тому назад. Описать их все на двух-трех страницах невозможно, и мы поэтому ограничимся лишь перечислением главных из них.