Юлий Цезарь. Политическая биография

«Убийство Цезаря означало крах суверенного римского народа. С его исчезновением ушла свобода ощущения реальности. Их место заняли мистическое оправдание власти и всеобщее чувство подавленности»^{534}. Цезарь сумел спасти государство и общество, но его собственная судьба оказалась трагичной. «Вероятно, тогда, в конце, Цезарь ощутил, что когда реальность виделась ему наиболее ясно, он был особенно слеп. Парфянский поход был попыткой продолжить ссылку из Рима. Ему некуда было идти, как некуда было идти всем, кто понимает больше, чем окружающие могут это перенести»^{535}. Из-за этой ясности понимания комментарии содержат редкое ощущение взгляда в будущее. «Бюст Цезаря в музее в Торлании, — заключает статью Л. Радитца, — показывает острую пронзительную боль, идущую из недр глубокой печали. У него нет желания манипулировать или готовности поддерживать чьи-то манипуляции. Это лицо человека, знающего, что он взял меч, оставленный Афиной в самом начале истории»^{536}.

Л. Радитца, вероятно, особенно ясно выражает еще одну идею, которая намечалась и в более ранних трудах, но приобрела у него особое звучание и стала популярной в художественной литературе, особенно в современный период. Талантливый политик, полководец, мыслитель, ученый, Цезарь, вероятно, одержал победу, спасая Рим от краха. Построенная им и Августом Римская империя стала показателем этого успеха. Вместе с тем, его личная судьба глубоко трагична — это судьба человека, обреченного на гибель и непонимание со стороны общества, поскольку он стоял выше последнего в интеллектуальном, духовном и нравственном отношении. Эд. Мейер склонен винить Цезаря за то, что он не стал посвящать себя насущным проблемам своего времени и начал строить нечто весьма отдаленное в своей перспективе. Л. Радитца полагает, что вина лежит на обществе, не способном или не желающем понять ту правду, которую хотел показать ему Цезарь. Живой Цезарь был обречен на смерть, после смерти он был обречен на непонимание того, что он хотел сделать. Эту мысль можно обнаружить и в «Цезаре и Клеопатре» Б. Шоу, где главный герой скрывает эту трагедию за маской юмора, иронии и изящных афоризмов, и в фильме «Клеопатра» и, быть может, особенно глубоко и трагически — в «Идах Марта» Торнтона Уайльдера.

Вероятно, одним из последних вариантов характеристики Цезаря в современной западной историографии можно считать ряд глав во 2 издании «Кембриджской античной истории», принадлежащих перу Т. Уайзмена и Э. Роусон^{537}. Ранней карьере Цезаря уделено очень небольшое внимание и, по сути дела, авторы создают образ популиста, привлекающего народ роскошными играми, реабилитацией Мария и агитацией за равноправие транспаданцев^{538}. Отмечается роль Цезаря в деле Рабирия, продвижении закона Сервилия Рулла (авторы считают его достаточно разумной попыткой снять социальную напряженность в Италии) и деле Каталины и его сторонников^{539}. Впрочем, героями событий этого периода были Помпей и Цицерон, а рост значения деятельности Цезаря относится уже к 60 г., его пропреторству в Лузитании, образованию первого триумвирата и консульским выборам, причем события этого периода показали, что римская конституция уже не работала^{540}. Центральным событием консульства Цезаря был аграрный закон, отличавшийся сбалансированностью и масштабностью, однако встреченный сопротивлением консерваторов, опасавшихся роста популярности Цезаря. Этот страх перед личным выдвижением инициатора закона не позволил им увидеть те весьма разумные принципы, которые содержались в этом предложении, а яростное сопротивление во многом было вызвано только тем, что законопроект исходил от их политического противника^{541}. Персональный фактор был предпочтен государственным интересам. В 59-58 гг. Цезарь одержал серьезную победу, тем более, что продолжением его реформ, по сути дела, стал трибунат Клодия^{542}.

Первый этап галльской войны оказался очень удачен для Цезаря. Угроза с севера, как со стороны гельветов, так и со стороны германцев, была вполне реальна, а кампании 58–56 гг. завершились завоеванием Галлии^{543}. «Подобно тому, как Помпей завоевал области от Кавказа до Красного моря, так теперь и Цезарь завоевал территории от Атлантики до Рейна, а вскоре, возможно, и до Дуная. Спеша на восток, в Иллирик, Цезарь продиктовал гораздо более краткий комментарий второго года войны. На сей раз римский народ уже не надо было ни в чем убеждать»^{544}. Вторым этапом завоевания стало подавление восстаний 53–52 гг. до н.э.